Книга Люди без прошлого - Валерий Георгиевич Шарапов

от вашего предшественника, так ему палец защемило.

— Спасибо, что предупредили… — стул под пятой точкой качнулся и издал подозрительный хруст, словно намекнул: не засиживайся. Верхний ящик Павел сразу вынул и пристроил за шторой — хватит двух.

— Закрою? — Болдин кивнул на окно.

— Зачем? — не понял молодой человек.

— Холодно.

— Ну, закройте, — парень пожал плечами. — Мы часто проветриваем. На свежем воздухе лучше думается.

— Есть о чем подумать? — Рассохшаяся рама с треском захлопнулась, задребезжало стекло.

— Конечно, — удивился молодой человек. — Мы же работники умственного труда. Некоторые считают, что оперативника ноги кормят, но это не так. Прежде подумай, а потом уж бегай. Чайкин, Борис, лейтенант милиции, — сотрудник снял очки и устремил на нового работника подслеповатый взгляд. — Деньгами не богат, товарищ? Обещаю, в получку отдам. Получка в пятницу, через четыре дня. Дотянуть бы на бреющем…

«Мальчик из бедной еврейской семьи», — сообразил Павел, нашаривая купюры в кармане джинсов. В провинции таких встретишь не часто, но все бывает, места под солнцем жестко расписаны.

— Пять рублей хватит? — Павел извлек сиреневую купюру с изображением Спасской башни Кремля.

— Ух ты! Балуете, — восхитился Чайкин, выбрался из-за стола, прибрал пятерку и вернулся на место, сделав лицо погорельца. — Зарплата у нас, конечно, хорошая, но маленькая, вечно не хватает. Когда отменят наконец эти деньги? Что слышно в Москве?

Вопрос, кстати, был архиважный. Деньги обещали отменить при коммунизме — как абсолютно ненужное звено между человеком и товаром. А до коммунизма оставалось десять лет — так сказали на XXII съезде КПСС. В историческом плане — просто секунда. Восторжествует социальная справедливость, каждый будет отдавать по способностям, а получать по потребностям.

— В ближайшей перспективе деньги не отменят, плохо работаем. Давно в этом городе, Борис?

— Давно, — вздохнул Чайкин. — Учился в Пскове, прокурором хотел стать, да не сбылось. Родители умерли, от бабушки ушел… У меня такая, знаешь, бабушка, — Борис заулыбался, — ей бы в гестапо работать. Потом женился, до Смоленска не доехал, задержался в Плиевске… В общем, непонятно все, — заключил Борис. — Без бутылки не разобраться.

— Понятно, что непонятно, — улыбнулся Павел. — Ничего, жизнь наведет порядок. Что по работе? Серьезные дела бывают?

— А как же, — Чайкин засмеялся. — Все вот ушли, сижу на телефоне, работаю. Нужно было книжку взять, да Микульчин ругается… это наш начальник отдела. Рутина у нас, — признался Борис. — Не Москва, где страсти кипят. Убийства только бытовые или мужики по пьяни чего не поделят. Банды не орудуют — на чем им тут поживиться? Беглые зэки не лютуют — до ближайшей колонии верст двести с гаком. Тоска, поручик… Драки, поножовщина, семейные дрязги, доходящие до рукоприкладства. Не только мужики своих избранниц дубасят. На той неделе гражданка Протасова так отделала мужа сковородкой, что чуть череп не раскроила. Мужик до автомата кое-как доплелся в милицию позвонить. Серьезно, чуть не убила своего благоверного. И было за что — этот утырок всю зарплату пропил. Вообще всю. Стоило бабе к сестре на пару дней уехать, так он закатил пир горой со своими дружками…

— Арестовали бабу?

— Не стали, все правильно сделала. К черту мужскую солидарность. Гнать таких надо из семей… или сковородки о них ломать. Вся лестничная площадка Протасовой аплодировала. А мы народная милиция — не можем пойти против народа, соображаешь? Ну, погорячилась, бывает. Мужик-то жив. Нам интересно даже стало — где она так драться научилась? Микульчин предложил ей пару уроков операм преподать — показать, как надо обезвреживать хулиганов… А больше и вспомнить нечего. — Чайкин устремил задумчивый взгляд в потолок. — Девятого числа кассу на ремонтном заводе пытались взять — аванс привезли и оставили на ночь, дураки… Но дилетанты попались: сейф поковыряли, вскрыть не смогли, а связанный сторож прекрасно слышал, как они друг друга по именам называли. Потом и взяли по его показаниям: троих молодчиков-тунеядцев из деревни Быково. Дурачье, короче. В школе плохо учились, иначе знали бы, что сейф стамеской не вскрывают и пилкой по металлу его не возьмешь. Теперь зона всему научит… 15-го числа квартиру взломали на Героев Труда — нормальная трехкомнатная квартира, последний этаж. Забрали меховые изделия, деньги, ювелирку… и по крыше ушли. Явно залетные, по наводке орудовали. Сработали умно, ни следов, ни свидетелей. Пострадавший — замдиректора свинокомплекса Ракитин, в прошлом проходил свидетелем по делу о хищениях. Жаль, не подозреваемым. А еще в Игнатьевском переулке некую бабу Женю повязали, — Чайкин оживился, — энергичная старушка, продает самогон собственного изготовления — первосортный, между прочим… по свидетельству тех, кто пил. Сколько раз ее накрывали, изымали товар, проводили разъяснительные беседы, а она ни в какую. Пенсии, говорит, на безбедную жизнь не хватает. В общем, самогон реквизировали, сделали последнее предупреждение. Жалко ее, 84 года бабке, рассказывала, как с Котовским в одной тачанке каталась…

— Да, не Москва, — констатировал Павел. — А за этим столом кто работал? — он осторожно постучал по столешнице.

— Нет его больше, — охотно отозвался Борис. — Скончался дорогой товарищ, Малышев Виктор Семенович. На этом месте его инфаркт и подкараулил. Сидел, работал, ничто не предвещало, вдруг голову уронил, задергался… Вдвоем мы с ним были — как с тобой сейчас. Только ты живой, а он нет. Месяц назад случилось. Хороший человек был, только пожилой уже, возглавлял нашу первичную партийную организацию. В РОВД 12 человек — члены КПСС. Напрягся ты что-то, Павел, — Чайкин прищурился. — Не бойся, место не проклято, ну, помер человек, с кем не бывает…

— Со мной еще не бывало… Слушай, а Микульчин скоро придет? Рабочий день в разгаре, это ничего?

— Эй, поосторожнее, — забеспокоился Чайкин. — А то и впрямь придет. Был уже с утра, потом в больницу побежал. Нездоров Константин Юрьевич, язва не дает покоя, ходит через день на процедуры. Обычно вечером, но сегодня — вот так, с утра.

Отворилась дверь, тяжело ступая, вошел мужчина — жилистый, сухой. Он был еще не старый, лет пятидесяти. Жесткие волосы были тщательно выстрижены, помечены мазками седины. Чайкин укоризненно глянул на Павла: ну, и зачем спросил?

Обнаружив в комнате постороннего, мужчина нахмурился. Болдин поднялся.

— Это тот самый, товарищ капитан, — скупо пояснил Чайкин. — Вроде нормальный, не заносчивый, как все москвичи.

«А вы со всеми москвичами знакомы, товарищ лейтенант?» — чуть не сорвалось у Павла с языка.

— Разберемся, — у начальника отдела был неспешный хрипловатый голос. Обменялись рукопожатием, Микульчин направился к столу в центре комнаты. Проблемы со здоровьем были видны невооруженным глазом. Человек тяжело ходил, плохо дышал. Когда садился, не сдержал гримасу боли.

— Все в порядке, Константин Юрьевич? — участливо спросил Чайкин.

Микульчин отмахнулся:

— Нормально. Где все?

— Работают, товарищ капитан. Ну… так они сказали. Чекалин пошел опрашивать свидетелей драки на Мостовой. Максимов на пристань убежал — там ЧП.