Книга Король на площади - Александр Александрович Блок

бы знать! Голодный добывает хлеб трудом. Оскорбленный мстит. Любовник говорит женщине: будь моею. Но я сыт, и никто не оскорбляет меня. В женщинах я люблю только тонкие волосы, струнные голоса и мечту о невозможном. Мне нечего достигать – я обречен на тоску.

Песня рабочих едва слышна.

Зодчий

Знай, что тревога напрасна. Не думай о невозможном. Пока этот берег омывает море, пока городом правит король – ничто не изменится, кроме твоих блуждающих мыслей.

Поэт

Сознание мешает мне жить. Я знаю, что жизнь города так же призрачна, как моя. Море кажется мне стеклянным, люди – куклами.

Зодчий

Ты болен.

Поэт

Мне часто кажется, что и король…

Зодчий (прерывая)

Ты болен. Живи проще. Ты – поэт – бессмысленное певучее существо, – и, однако, тебе суждено выражать мысли других; они только не умеют высказать всего, что говоришь ты. Горе тебе, если ты подскажешь людям их тайные, сумасшедшие мысли.

Отдаленный грохот и крики, как будто что-то тяжелое упало в воду. Через площадь бегут рабочие.

Рабочий

Леса сорвались! Десять человек упали в море!

Другой рабочий

А семья без хлеба!

Третий рабочий

Скажи его жене, чтобы бежала к морю; может быть, еще можно спасти.

Поэт

Сегодня, я чувствую, готовится что-то неслыханное. Слишком горяч воздух. Слишком пуста душа.

Зодчий

Ты думаешь, что перевернется мир? Может быть, и ты ждешь кораблей?

Поэт (восторженно)

Корабли придут!

Зодчий

Безумный! Ты бичуешь их семьи, ты бичуешь их пошлость! Но все они лучше тебя. Ты изломан, ты не можешь дышать ни морем, ни пылью. Они умеют по крайней мере дышать желтой зловонной пылью – преклоняй же перед ними колени!

Поэт

Ты убиваешь меня.

Зодчий

Несчастный! Может быть, слишком много нищих наползло сегодня из дальних кварталов, и они растревожили гнусавыми голосами нервы белоручек; может быть, много детей умерло, и матери плачут слишком громко; может быть, просто горячий ветер разнес по городу слухи и сплетни. Вот – вся твоя тоска.

Поэт

Оставь, ты убиваешь во мне последнее.

Зодчий

Вот твой конец мира! Где-то грызутся собаки, или женщины сплетничают и визжат! Ты мечтаешь о последнем дне! Рядом с тобой будут трудиться, голодать, умирать, – а ты только к вечеру очнешься от бреда.

Стук топоров возобновляется.

Поэт

Слова твои стучат, как топоры, в самое сердце.

Зодчий

Я не отнимаю у тебя надежды. Но подумай о том, что я сказал. Слушай, слушай, как стучат топоры – пусть бьют тебя больнее. Иначе сердце твое заглохнет и опустеет. Я отвернусь от тебя. Я верю только тем, кто различает добро и зло. Прощай.

Уходит. Порыв ветра взметает его широкую одежду. Облако желтой пыли застилает площадь, дворец и Короля. Видно, как из клубов пыли выскакивают маленькие красные Слухи. Они прыгают и рассыпаются во все стороны. Кажется, что ветер свистит, когда они заливаются смехом. Сию же минуту в толпе гуляющих раздаются тревожные голоса.

Голоса в толпе

Король болен! При смерти!

Заговорщики хотят сжечь дворец!

Король взят под стражу!

Нас обманули! Разве это – Король?

Пыль рассеялась. По-прежнему виден дворец и спокойная фигура старого Короля. Толпа затихает. Гулянье продолжается. Вместе с тем в воздухе проносятся освежительные струи, как будто жар спал. Плавно и медленно выступает из толпы Дочь Зодчего – высокая красавица в черных тугих шелках. Она останавливается на краю, прямо над скамьей, где сидит убитый тоскою Поэт, – и смотрит на него сверху.

Дочь Зодчего

Слышишь ты меня?

Поэт (смотрит вверх)

Слышу музыку. Море повеяло солью.

Ветер остановился, и стук топоров затих. Некоторое время слышна отдаленная музыка моря, которую прерывает ворчание Шута.

Шут

Начинается. Только что клюнула большая рыба. Влюбленные глупцы спугнут всю мою рыбу.

Молчание. В то время как Дочь Зодчего медленно сходит вниз, сцена заволакивается туманом, который оставляет видимым только островок скамьи, где находятся Дочь Зодчего и Поэт.

Дочь Зодчего

Когда опускается пыль,

И прячутся красные Слухи

В полдневные норы свои,

Рождается музыка в море,

Под ветром свежеет душа.

Поэт

Прозрачный нисходит туман

И белой влюбленностью тает,

Но древнее море не может

Напевом своим заглушить

Пронзительный голос Шута.

Дочь Зодчего

Ты говоришь как во сне,

Певучую душу твою узнаю

И темные речи люблю.

Поэт

Я смутное только могу говорить.

Сказанья души – несказанны.

Вздыхает море, влача туман.

Поэт

Парус белый тает вдали.

Дочь Зодчего

Моим виденьем полон ты.

Поэт

Вижу вдали корабли, корабли…

Дочь Зодчего

Кладу заклятье – будь верен ты.

Поэт

Я вижу берег новой земли…

Дочь Зодчего

Снимаю чары. Свободен ты.

Как будто подул ветер и подвинулся туман – уже нет больше молочной белизны. Откуда-то проникло солнце. Но все еще видна только скамья.

Поэт

Брызги пены морской ослепили меня.

Над морем движешься ты,

И тень кораблей за тобою встает.

Дочь Зодчего

Ты всех верней мне детской душой.

Ты будешь петь, когда я с тобой,

Когда я погибну – ты будешь петь.

Поэт

Будь со мной! Мои крылья растут!

Я слаб, когда бушует толпа,

Я слаб, когда говорит твой отец,

Сердце открыто только тебе —

Темным напевам душа предана.

Молчанье снова прерывается ворчливым голосом Шута.

Шут

Право, все это слишком известно. Что бы она ни сказала, – все ему понравится, потому что он влюбленный дурак. А старую грымзу, отца ее, он, конечно, не станет слушать.

Шут вылезает из-за занавеса. Его мерзкий профиль с удочкой на мгновение закрывает влюбленных от театра. Потом он поднимается по лестнице наверх и пропадает в тумане.

Поэт

В серебристые ризы тумана оделась тоска.

Дочь Зодчего

Сердце тумана пронзили дневные лучи.

Поэт

Голос тоски прозвенел.

Дочь Зодчего

Это волны хрипели у берега.

Поэт