Книга Черные короли. Свинцовые небеса - Николай Владимирович Зайцев

— Пойду, схожу в гальюн, сэр. С вами все в порядке, лейтенант? — Я кивнул.

— Но первый отпуск через шесть месяцев… — мямлил салага.

— Так это на других планетах. Не на нашей. Там, где контракт по четыре года. Обманул ты, пацан, невесту, обманул. — Капрал дружественно улыбнулся, хлопая бойца по плечу.

Голограммная ручка выскользнула из потной ладони рядового и покатилась между рядов. Остановилась у меня возле ботинка. Я машинально наступил и подумал, что тоже когда-то обманул невесту. Детали вспомнить не смог, но чувство досады сразу отразилось на лице. Не по своей вине? Но точно никак этот рядовой. Иное что-то замешано. Вспомнить бы только. Жаль не могу.

Голограмма стала меркнуть и окончательно исчезла. Девушка пропала.

Транспортник тряхнуло. Еще раз.

— Турбулентность что ли? — сказал старый капрал и привычно нахмурился.

— Точно турбулентность, — поддакнул со своего места лопоухий паренек, любитель мелкого шрифта.

Я потянулся к ручке, желая поднять предмет, тайком рассмотреть, и вернуть владельцу, и, увидел в полу появившуюся крохотную дырку величиной с монету с номиналом в полтинник.

Замер, повисая на ремнях.

Странно.

Рядом появилось второе отверстие, третье. Засквозило со всех сторон. Пол стал походить на решето, а транспортник неожиданно потащило влево. Голоса в салоне резко стихли. Все ждали выравнивания курса и выхода судна на заданную траекторию полета. Ведь ничего не могло случиться в стандартном полете обычного транспортника. Солдаты реагировали на происходящее по-разному: большинство с любопытством, некоторые с явной тревогой и немногие с глупой растерянностью.

И лишь только один старик капрал, продолжая зажимать рану на вылет у молодого рыжего паренька, смотрел на происходящее расширенными от ужаса глазами. Черные зрачки, не мигая, уставились на меня, гипнотизируя, и, гвоздя к креслу.

— Говорит командир корабля. Всем занять свои места. Приготовиться к аварийной посадке, — будничный тон разорвал пелену тишины. Солдаты загомонили разом. Забряцали ремнями. Засуетились.

А я вдруг вспомнил, что так и не спросил, как зовут моего сержанта помощника, так не во время ушедшего в гальюн и тяжело вздохнул, когда пол под ногами начал разваливаться.

1.1

Я точно болтался в космосе. Медленно шевелил руками и ногами. Любовался белыми перчатками и дутыми сапогами. Смотрел на далекие звезды, мигающие в мрачном и холодном вакууме. Как спокойно. Как хорошо. А потом я увидел обрывок шланга и забеспокоился. Засуетился. А где страховочный трос? Простая мысль парализовала на долю секунды. Шланг порван, троса нет. Как же так? Безмятежность исчезла, состояние сразу изменилось и внутренние датчики запищали все разом, предупреждая о крайней опасности. Стал вращаться, хватать себя, искать запасные баллоны. Где кислород? Как же я теперь дышать стану? Сейчас всё закончится. Времени нет. По стеклу шлема паутиной поползли длинные трещины. В тишине отчетливо звякнула отошедшая пружинка, оцарапав мне лоб, и вкрадчивый голос спросил, дыша смрадом в самое ухо:

— Ну, что? Вспомнил?

— Нет! Нет! — я пытался выкрикнуть ядовитые слова. Избавиться от них. Выплюнуть из себя. Но вместо слов из рта полезла земля. Склизкие комки валились без остановки.

— Вспоминай! — потребовал величественный голос. — Время наступает.

— Для чего? — хотел спросить я, но только давился землей и не мог справиться со спазмами. — Что должно произойти? Кто ты?

Вместо ответа, в другое ухо закричали:

— Живой! Еще один!

Я попытался выдохнуть и не смог, грудь сдавливало со всех сторон. С лица посыпались комья черной земли. Я заворочался, чувствуя капкан свежей могилы, и желая по скорее выбраться наружу. Человек, от крика которого я очнулся, забеспокоился. Заползал вокруг меня, привставая на четвереньки, высматривая в пелене сизого дыма неизвестное. Низко клубящееся по большой свежей просеке марево скрывало следы катастрофы.

Рядом на четвереньки упал старый капрал. Мокрая листва сразу налипла на колени. Грузно завалился и тоже принялся обеспокоенно смотреть по сторонам. От прежнего холеного вида ничего не осталось. Новый мундир порван, залит кровью, запачкан грязью и прожжен в нескольких местах.

— Господин капрал, еще живой, — прошептали рядом. Я снова заворочался, но на меня навалились, а капрал, положил тяжелую ладонь на лицо, вжимая в землю. Комья земли попали в рот. На зубах заскрипел песок.

— Тихо, — прошептал мне капрал, — тихо. — Я закрыл глаза не в силах справиться с удушением. — Закапывайте его. Быстро. — Со всех сторон на меня стали нагребать землю и засыпать листвой. Старик медленно убрал руку с лица, так что я смог снова дышать, и глянул в жерло.

Глаз.

Я увидел знакомый глаз, преследующий меня теперь постоянно. В каждом видении. В каждом бреде, горячке и яви. Такой зрачок ни с чем не спутаешь.

С секунду немигающий глаз рассматривал меня, а потом старый солдат прошептал:

— Мы обязательно вернемся за тобой, лейтенант, — и чужая рука сравняла землю, погружая сознание во мрак.

2

— Ваня. Ванечка. Иван очнись, — нежно звал меня женский голос, я увидел смазанный образ белокурой женщины, которая стала поливать меня из большого фарфорового кувшина.

Холодная капля закатилась за шиворот, и я попытался открыть глаза.

Дышать.

Легкие жгло.

Заворочался, трамбуя землю и, собрав все силы и отчаяние для последнего рывка, начал подниматься. Схрон могилы рушился, неохотно выпуская, и я сел, упираясь руками об мокрые комья земли по краям ямы. Мягкая почва крошилась под истерзанными ладонями, гася вспышки боли.

Я тяжело задышал и начал оглядываться: черные от влажности стволы деревьев; заросли папоротника; перепаханное поле катастрофы, но самого остова транспортника не видно. Где все? Где люди? Уже утро или легкий сумрак вечера? Непонятно. Прошло время и дождь практически залил чадящие остатки. Мелкие струи холодной воды лились с неба не переставая. Я начал дрожать. Руки затряслись. Окостеневшие пальцы не хотели распрямляться. Живот свело и тело сразу заболело, выворачивая наизнанку. Первая струйка грязи потекла по лицу, заливая глаза. Свинцовое небо вдавило обратно в могилу, и я упал, не в силах бороться с навалившейся слабостью.

Сволочи. Крик застрял внутри. Бессильная злоба душила, крепко сжимая