Книга Большие истории для маленького солдата - Бенни Линделауф

уха – она все еще подрагивала на кончике черепка.

– Вы что-нибудь видели? – угрожающе осведомился начальник полиции.

Путник помотал головой.

– Здесь что-то случилось?

Путник снова помотал головой.

На том разговор и закончился.

Странник разместился в пустующей пекарне за базарной площадью, в самом конце проулка вдоль высокой стены монастыря. В тот же вечер над входной дверью появилась деревянная вывеска.

Антуан из Парижа: домашние пироги с мясом!

Жители Бадума лишь пожали плечами – какая чепуха! Последнюю свинью съели аж десять лет назад, а бадумские козы славились тем, что давали молоко, демонстрировали чудеса эквилибристики и даже могли определять время, вот только мясо у них оказывалось несъедобным. Они пожирали все, что попадалось им на пути, то есть по преимуществу песок и камни. То, что оставалось после разделки туши, было каменисто-песчаным, как берег реки, и даже в маринаде из оливкового масла, десяти зубчиков чеснока, пучка зелени и двух долек лимона не приобретало никакого вкуса.

III

Жила в ту пору в Бадуме ни на что негодная девочка. Если случалось ей пасти коз, она теряла полстада, когда мыла тарелки, то разбивала вдребезги все до единой, а на плетение и ткачество у нее не хватало терпения.

Девочка была ничья. Эка невидаль. В Бадуме свирепствовали землетрясения. А о сиротских приютах никто слыхом не слыхивал.

Жила она в старом, заброшенном колодце. Когда-то в нем была вода, а вокруг кипела городская жизнь – до великого землетрясения, опустошившего колодец.

Девочку звали Нинетта. В колодце она ютилась с младшим братом Лоботрясом III. Жить там было не так уж неудобно, как вы могли бы подумать. На дне хватало места для стола с двумя табуретками. Стол одновременно служил кроватью. Расковыряв кладку, Нинетта вынула несколько рядов камней из округлой стены и использовала образовавшуюся нишу для хранения нехитрой домашней утвари: двух половинок тарелки, ножа, ложки и чашки без ручки. То были предметы, украденные ею во время злополучного мытья посуды.

Веревочная лестница, в прошлом висевшая в колодце, давно пропала. Взамен прежней Нинетта соорудила винтовую лестницу из тридцати крупных тарелочных осколков, возносившуюся вверх с самого дна.

Зимой Нинетта и Лоботряс III разводили огонь. Дым взвивался по узенькому дымоходу, проложенному ими в кирпичной стене. Когда шел дождь, они закрывали колодец крышкой. А летом лежали на столе-кровати в прохладной глубине, смотрели в темно-синее ночное небо и считали звезды: «Раз, два, три». Больше звезд из колодца видно не было. Временами выглядывала луна, заливая таинственно-голубым светом причудливые рисунки из царапин и ложбинок на стенах колодца. Дети придумывали им названия.

– Мать, – произносил Лоботряс III. – Отец. Дом.

– Волк, – говорила Нинетта. – Ураган, богатство.

Однажды Лоботряс куда-то запропастился. Исчезновение младшего брата не удивило Нинетту. Он от рождения был перекати-поле. В три года он уже в одиночку скитался по нагорью. Находил яйца голубей, из-за отсутствия деревьев гнездившихся в норах. Ловил и жарил на костре крыс и точно знал, у какого из чахлых растений есть корни, утоляющие жажду. В своей страсти к бродяжничеству не раз подвергался опасности. Он был весь в шрамах, а упав как-то со скалы, повредил, на свою беду, правую руку. Из нее ушла вся сила, так что ни одна детская шайка не принимала его в свои ряды. Ведь одной рукой тырится меньше, чем двумя. Вообще-то, Лоботряс III не был братом Нинетты. Равно как Лоботряс I и Лоботряс II. В один прекрасный день они просто возникли непонятно откуда, как кошки. И так же, как кошки, внезапно исчезли.

И все же в тот вечер, когда на краю колодца снова показалась луна, Нинетта поймала себя на том, что непроизвольно повернулась лицом к каменной стене и прошептала придуманные ими с Лоботрясом названия.

После чего провалилась в сон без сновидений.

IV

В какой именно день это случилось, никто в точности потом не помнил. Может, в воскресенье, а может, и в понедельник. Утром, но, возможно, и в полдень или аккурат под вечер; воспоминание это стерлось из памяти. Только в то утро, днем или вечером воскресенья или понедельника улицы Бадума вдруг заполнил нежнейший аромат. Он закружил по переулкам, огибая углы домов, взвиваясь по лестницам и опускаясь в подвалы. Аромат был сладковато-копченым, пряным с горчинкой.

Прохожие в изумлении замедляли шаг и глубоко вдыхали.

Впоследствии трубадуры будут петь, что улицы Бадума опустели и нескончаемая вереница людей потянулась за запахом, развернув носы в сторону пекарни. Всем, несомненно, известно, что трубадуры вечно преувеличивают. То были лишь самые любопытные, главным образом беспризорники, не в состоянии совладать с собой. Небольшая процессия, человек девять-десять от силы.

Проявил ли Антуан злопамятность, когда они возникли на пороге?

Захлопнул ли дверь у них перед носом?

Разумеется, нет. Пекарь раздал всем по куску мясного пирога и пригласил самых дерзких осмотреть печь. Он долго извинялся перед опоздавшими за то, что пироги закончились, и обещал напечь еще в ближайшее время.

– Это чудо! – кричали горожане. – Попробуешь – язык проглотишь.

Так оно и было.

Вкус пирогов сторицей оправдал обещание аромата.

Никто и нигде еще не пробовал столь восхитительного угощения.

V

Кто делает лучшее тесто

И лучший в мире пирог?

Как пахнет корочка чудесно!

И до чего ж румяный бок!

Нет лучше пекаря в мире,

Антуан наш знает секрет!

И слава его все шире,

Из Бадума шлет он привет!

Прослышав о божественном вкусе бадумских пирогов, герцог из соседних нижних земель заказал их десяток на званый обед. Пригласили епископа, невыносимого ханжу, сидевшего на строгой диете из религиозных соображений. Он кичился тем, что выпивал не больше пяти капель воды в день и съедал не больше пучка салата в неделю. Говорят, что при виде бадумских пирогов губа епископа задрожала и он разразился истошными рыданиями. Потребовалась помощь четырех лакеев, чтобы оттащить его преосвященство от пирогов. Благодаря той истории слава бадумской выпечки лишь приумножилась.

Для такого сонного городишки, как Бадум, мэр и местная знать стали действовать на удивление споро. Вход в Бадум расчистили от опасных каменных глыб, вот-вот грозивших обрушиться, и от толстого слоя щебня, уже не раз вызывавшего лавины. Из долины в город теперь вела лестница из девятисот тридцати двух ступенек, вырубленных в скале.

Сам город тоже основательно обновили: вымостили труднопроходимые улочки, снесли или отреставрировали дома-развалюхи. Нерешительно открыл свою лавку первый бакалейщик. После того как ему удалось