Книга Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист

задумал перформанс, и он его осуществил. Этот случай люди называют поворотным моментом в истории искусства. Это прямая цитата директора женевской часовой компании «Де ла Кур» Пьера Кукджяна.

– Но что же вас не устраивает? Бэнкси просто гений! – развела руками Вера. – Он продал свою картину за кучу бабок и тут же уничтожил ее.

– Меня все устраивает, я полностью на стороне его принципов. Но картину купил мой отец.

Вера открыла рот, но совладала с собой и захлопнула его, больно щелкнув челюстью. Застонав и зажав рукой рот, она отвернулась.

– Вы удивлены? – Он обежал ее и заглянул в лицо.

– Да, теперь-то вы признаетесь, что не Бэнкси? – сквозь пальцы спросила Вера.

– Но я должен защитить его интересы!

– Так кто вы? Я не смогу вам помочь, не узнав этого.

– Я не могу сказать. Имена тех, кто покупает произведения искусства, неспроста остаются никому не известны. Вы должны это понимать! Иначе… я бы не стал просить вас об услуге подобным образом. Теперь-то вы должны понять этот маскарад, за который я… прошу прощения.

Вера приподняла одну бровь, безуспешно щупая лицо и пытаясь вернуть челюсти на место.

– Что тогда вы от меня хотите?

– Слушайте дальше. – Он поднял в академическом жесте палец, будто профессор на университетской кафедре. – Мой отец собирался приобрести его картину с самого начала, он был инициатором того, чтобы Бэнкси перенес это граффити на холст. Он знал, что с этим художником невозможно договориться, он задумает что-то экстраординарное. Его выставки всегда отличались экспрессией. Вы упомянули, что он использовал слона на выставке. Это было, кстати, в Лос-Анджелесе.

Вера хотела что-то сказать, но незнакомец сделал нетерпеливый жест и продолжил:

– Люди моего отца находились рядом с Бэнкси долгое время в качестве кинооператоров, помощников, они следили за ним. Несмотря на то, что он до сих пор сохраняет инкогнито, его достаточно легко найти и взаимодействовать с ним. В общем, в последний момент перед аукционом холст Бэнкси был подменен на копию. Мой отец увез с выставки Сотбис разрезанную копию и тут же ее уничтожил. Пока весь мир обсуждает поворот в истории искусства и величайший из перформансов, пока все гоняются за этими полосками холста или выставляют на продажу другие картины Бэнкси, которые разрезали самостоятельно, в подвале нашего замка хранится «Девочка с воздушным шариком». Не уничтоженная, и получается, что украденная.

Вера перестала тереть щеку, брови ее взлетели от удивления.

– Вот, – незнакомец вытянул в ее сторону палец. – То же самое чувствую я. Разочарование! Именно это написано на вашем лице. Если художник пожелал уничтожить свое детище, так тому и быть. Ведь правда? Нет? Никто не имеет права ему помешать, если он решил уничтожить свою картину, будь это даже великое наследие человечества.

Вера бросила взгляд на девочку на стене и подняла глаза на собеседника.

– Может быть, сейчас бы я и поверила, что передо мной Бэнкси.

У него горели глаза совершенно особенным, праведным огнем. Это был человек творческий, несомненно, разбирающийся в искусстве, возможно, тоже художник. В том, был ли он Бэнкси, Вера засомневалась столь остро, что ей даже стало душно. Акцент английский, возраст подходящий, видно, что вращается в кругах состоятельных особ…

– Спасибо, что вы не стали осуждать мои чувства и… этот мой дурацкий поступок. – Он подался вперед и даже поднял руку, собираясь коснуться ее плеча, но не смог этого сделать из свойственной ему стеснительности, которую Вера уже успела отметить.

– Это все очень странно! – сказала она.

– Это деньги, власть, грязный мир бизнеса. Хотел бы вам сказать: «Добро пожаловать!», но воздержусь. Картину надо уничтожить. И именно тем самым способом, как было задумано. Шредером. В раме.

– Но не хотите ли вы сказать, что просите сделать это наше бюро?

– Именно это и прошу.

– Но это невозможно.

– Возможно! У меня есть план, – перебил ее нетерпеливый клиент. – В пасхальное воскресенье моя мать собирается устроить аукцион в узком семейном кругу. Она посвятит всех в тайну неуничтоженной картины, таким образом набив ей цену, и продаст… На аукционе будет присутствовать некий таинственный клиент, имя которого я так и не смог выяснить. Но человек, несомненно, важный, мать вела с ним переговоры больше года.

– А куда же смотрит ваш отец на такое своеволие жены?

– Он умер… две недели назад.

Мнимый Бэнкси опустил голову.

– Ох, мои соболезнования!

Он поморщился.

– Спасибо. Я вышлю приглашение на ваши имена, таким образом вы тоже попадете на аукцион. Но дело этим не заканчивается. Картину надо найти и вставить в раму. Где она – знает только мать. Но место выбирал отец. Ваше бюро занимается предиктивной аналитикой, профайлингом, как говорят криминалисты. Вы проникнете в его мысли, чтобы понять, куда он мог ее спрятать. Одно могу сказать – она в замке. У вас неделя, чтобы собрать нужные материалы, воспользоваться вашими волшебными профайлерскими техниками и отгадать, где картина.

Вера хотела его остановить, но он не дал ей сказать ни слова – вдруг на секунду стиснул ее плечи, отодвинул в сторону и выскочил из калитки на улицу.

Ничего себе клиент! Он не сказал, ни как его имя, ни кто его отец, ни что за замок, в котором спрятана картина. Полагает, что сотрудники детективного бюро сами должны догадываться о таких вещах?

Она шагнула из калитки, глянула налево, направо и быстрым шагом пошла в сторону набережной, чтобы поскорее добраться до правого берега Сены и улицы Л’Эшикье, где располагалось бюро агентства Эмиля Герши. Прямо на ходу она достала телефон и принялась гуглить последние новости в поисках, кто из известных коллекционеров Франции скончался две недели назад. В принципе, незнакомец оставил достаточно зацепок.

Глава 1. День дурака

– Что? – вскричал Эмиль, отъезжая на своем космическом кресле от компьютерного стола. – Да он разыграл тебя! Сегодня же первое апреля?

– Знаю, – нахмурилась Вера. Ее терзали странные чувства – от желания, чтобы столкновение с мнимым Бэнкси оказалось шуткой, до того, чтобы Эмиль перестал делать такое кислое лицо и поверил ей. – Я целый час скролила новостные ленты, чтобы найти сообщение о смерти знаменитого коллекционера. И знаешь, что я нашла?

– Я понял! – Эмиль заломил руки за затылок, раскинув в стороны локти, и широко улыбнулся. Почему-то его лохматые, выкрашенные в иссиня-черный цвет волосы, неизменная синева под глазами на бледном лице полуночника-игромана и зеленые, как у кота, глаза сейчас начали выводить ее из себя. – Ты меня разыгрываешь.

В кабинете Эмиля Герши царили мрак, стерильность и тишина, нарушаемые лишь свечением трех огромных экранов, жужжанием