Книга Стремнина - Галина Шкавронская

Для Марины Михайловны, женщины внешне интересной, по натуре очень романтичной и доброй, сумевшей на своём, не столь уж лёгком, жизненном пути как-то сохранить идеалы души и противостоять цинизму, это время стало личной перестройкой. В свои сорок семь лет она была вынуждена сосредоточить всё своё внимание на выросших дочери и сыне. Её и мужниной инженерной зарплаты едва хватало на жизнь, а повзрослевшим детям нужно было многое. И Марина Михайловна стала убеждать себя: «Я уже в годах. Обойдусь. Детям — нужнее». Это касалось почти всего, что требовало материальных затрат. Кроме того, Мария Михайловна чувствовала постоянную необходимость поддерживать детей где советом, а где — просто душевным теплом. Она старалась быть им другом, памятуя постулат: друг всегда поймёт друга и не осудит. Благодаря этому и сын, и дочь всегда были откровенны с Мариной, поверяли ей свои сомнения, переживания, прислушивались к её советам. Так Марина Михайловна постепенно убедила себя в том, что её жизнь теперь всецело посвящена детям. Личные привязанности и устремления отступили на второй план. «Какая уже личная жизнь в моём возрасте?» — рассуждала она.

Впрочем, Марина Михайловна всегда так же самозабвенно любила мужа. Надо отдать ему должное, он заслуживал такое отношение к себе — всегда был для неё надёжной опорой и близким человеком. Он разделял её чувства к детям, даря им по-мужски скупую ласку и внимание.

Про таких, как Евгений Иванович, говорят мастер — золотые руки. Он умел делать любую работу по дому, причём — с неизменно высоким качеством, аккуратно, с подчёркнутым изяществом. По натуре добрый и мягкий человек, он исповедовал высокую порядочность, когда дело касалось высоких принципов и воспитанных в нём с молоком матери идеалов. Марина Михайловна не переставала поражаться его эрудиции. О чём бы ни заходил разговор, Евгений всегда со знанием дела мог поддержать его, демонстрируя обширные знания в политике, государственном устройстве, социуме. Его дальновидные политические или социальные прогнозы, как правило, сбывались.

За много лет совместной жизни многое для супружеской четы Евгения и Марины стало как бы очевидным, само собой разумеющимся, естественным. Обоим была присуща жертвенность во имя счастья друг друга, каждый, как мог, дарил себя своим близким, не считаясь ни со здоровьем, ни с личными амбициями. И вот теперь наиглавнейшим предметом их забот стали дети, разрешение их проблем. А они могут нарастать как снежный ком, ведь и дочь, и сын вступили романтичную пору знакомств, любовных увлечений, переживаний…

Для того чтобы осознать это, следовало как бы приподняться над повседневной рутиной быта, и Марина Михайловна не без внутренней гордости считала, что ей это удаётся… Она дипломатично направляла и сына, и дочь, став как бы их вторым «я». И получала от этого огромное удовлетворение. Права ли была она, настроив себя на подобную самоотдачу? Наверное, только сама жизнь может ответить на этот вопрос. Значит, нужно жить. Жить в полную силу!

В этот день ничто не предвещало беды. Яна с утра бегала в поисках работы: прежде чем подавать документы в университет на вечернее отделение, нужно было трудоустроиться. Вечером, собравшись за ужином, семья обсуждала события дня. Больше всего новостей было у молодёжи. Костя, старший брат Яны, неизменно считавший себя «самым умным и эрудированным», рассказывал о своих делах в университете и с высоты своего «положения» критиковал сестру: «Это надо было вот так сделать! А об этом как раз на собеседовании говорить не следовало!»

Яна морщилась, но внимала этим поучениям. Её иногда раздражал знающий себе цену брат-интеллектуал, выросший на огромном количестве прочитанных им художественных и научно-популярных книг. У неё с ним, казалось бы воспитанных в одной семье, были разные духовные ценности, разные взгляды на жизнь да и по складу характера они тоже были совершенно разные — лёд и пламень. Каждый был по-своему хорош, отмечен многими положительными качествами, но по отношению к реалиям жизни заметно отличались. При этом каждый по отношению к другому допускал не обидную, но по-родственному заметную снисходительность. Например, Костя безапелляционно указывал сестре: «Тебе бы читать больше!», а Яна не задерживалась с ответом: «Ты зарос в своих книгах — и за ними жизнь не видишь!» Вот и сегодня, обменявшись не злыми колкостями, брат с сестрой разошлись по своим комнатам.

Мать, закончив хлопоты на кухне, зашла к Яне. Она, согнувшись, лежала на диване, в её глазах плескалась боль.

— Мамочка, очень болит низ живота!

Марина засуетилась, заставила Яну принять сразу две таблетки но-шпы, но они не принесли облегчения. Боль всё усиливалась. Пришлось вызвать «Скорую».

Осмотрев девушку, врач принял решение о госпитализации.

— Там разберутся. Одно из двух — либо аппендицит, либо по женской части…

— Откуда по женской-то, она ещё почти ребёнок!

— Ну не скажите, мамаша! Всякое бывает!

Марина Михайловна сидела в приёмном покое больницы вся на иголках: «Что же это такое? «По-женской» — вспомнились слова врача… Уж кто, как ни она, мать, знала о невинности своего чада. Конечно, ей было известно о нынешних нравах старшеклассников. Яна рассказывала, как гуляют по классу записочки от мальчиков к девочкам с предложениями остаться после уроков, чтобы «покайфовать»…

Да, ранние связи. Но, как всякая мать, Марина хотела уберечь Яну от таких отношений. Внешне дети созрели, а мозги-то у них подростковые. Так недолго и жизнь себе сломать. Терпеливо и благожелательно разъясняла:

— Ты не торопись, детка, с этим. Согласишься на секс с мальчиком — и сразу потеряешь цену себе в его глазах! Станешь, как все, доступной, и у него исчезнет к тебе всякий интерес. Согласна со мной?

— Мама, пойми, чистота и невинность — это сейчас не достоинства, а ярлык на «товаре» второго сорта. Кому нужны мои принципы? В лучшем случае прослывёшь ненормальной или убогой…

Она понимала: говоря так, Яна ни за что не решится на предосудительный поступок. От этих мыслей её отвлёк вышедший из смотровой комнаты врач.

— У вашей дочери опухоль на яичниках. Её готовят к операции. Сделать её нужно обязательно. Но не волнуйтесь, это не опасно для жизни.

«Опухоль?!»— ахнула про себя Марина. — «Господи, да за что же такое испытание ребёнку?.. Крепись, девочка моя, солнышко моё! Всё будет хорошо!»

Однако не всё обошлось. После медсестра рассказывала, что хирург, вырезая опухоль вместе с яичниками, горько сетовал, даже прослезился: «Ведь шестнадцать лет всего, только жить начинает!..»

— Вы, мамочка, не волнуйтесь, с дочерью вашей всё в порядке. Только вот… деточек, вероятнее всего, у неё не будет! — услышала Мария Михайловна вердикт лечащего врача.

Яна лежала на больничной койке, медленно приходя в себя после операции. «Неужели всё это произошло со мной? Но почему? Откуда вообще берутся такие болезни? Мама, бедная, извелась вся! Но крепится. Делает весёлый вид! Шутит: дескать, обрати внимание на хирурга — какой красавец! Да, мужчина, действительно, видный. Но старый! Ему уже, наверное, не менее тридцати, а то и больше. Когда перевязки делает, улыбается, глазки свои красивые строит! А у самого, наверное, жена и трое детей! Господи, гляжу на себя в зеркало — кому там глазки строить? Страшная, бледная, волосы всклокочены. Ясное дело, доктор своими шуточками-прибауточками приободрить меня старается. Сколько всякого со мной случилось. А ведь, кажется, только вчера выпускной вечер был… С него и начало всё рушиться! Ренат… почему он так поступил со мной? В течение всего выпускного вечера даже не взглянул в мою сторону! Танцевал с другими девчонками так, будто в него вечный двигатель вставили! Или доказать мне что-то пытался? А, может, это я, как дурочка, внушила себе, что он ко мне не равнодушен, а на самом деле он просто держал меня своими взглядами «на привязи» как завоёванный трофей. Неужели он такой искушённый в любовных делах? Впрочем, и в сексе, наверное, не промах. Судя по тому, как увивался за девчонками-старшеклассницами, сегодня у него была одна, завтра — другая… И, судя по выражениям лиц этих его «любовниц», не больно-то баловал их вниманием. Короче, просто использовал их! Как кукол из секс-шопа. Но ведь со мной он был другим. Между нами не было ничего ТАКОГО! Ну, целовались, конечно, несколько раз. И это было классно! Каким он был нежным!.. Почему я отшила его после того злополучного похода в театр, куда он привёл своих дружков, развязных и, как мне показалось, недалёких? Наверное, я в какой-то момент поняла, что и он уже подпорченный пацан — такой молодой и уже порочный! Почему же полюбила его, да так, что до сих пор забыть не могу? Наверное, было за что. Даже мама отметила, что в этом парне есть неуловимая мужская изюминка. Наверное, она права, — грустно размышляла Яна, — только мне от этого не легче. Наши дороги с того вечера разошлись.