Книга Будда - Александр Николаевич Сенкевич

в книге «Будда, его жизнь и учение» обратил внимание на разнородность некоторых толков буддизма. По мнению ученого, сколько народов, столько и видов буддизма: «Это объясняется тем, что буддизм всюду прививался к народным религиям, по сущности своей совершенно от него отличным. Нигде буддизм не мог искоренить этих религий, да и не старался о том. Даже на Цейлоне настоящая религия народной массы состоит в веровании в демонов»[2].

Если взглянуть на озеро Ривалсар с вершины горы, в контуре его берегов четко вырисовываются два соединенных воедино сердца.

Я был словно околдован бессонной ночью и мантрой, вибрирующей в горном воздухе и обращенной к богу Шиве. С первыми лучами солнца внезапно наступила тишина. Было прохладно. Легкий шелест листвы и робкое пение птиц делали ее выразительной и неизъяснимой.

Еще не придя в себя от ночного священнодействия, взволнованный и разгоряченный, я вышел во двор монастыря и оказался у входа в небольшой буддийский храм. Дверь в храм была открыта настежь. Монах большим веником аккуратно и даже ласково выметал из него на монастырский двор маленькую змейку. Затем, используя тот же веник, он перебросил ее через ограду — на дорогу, которая опоясывает озеро.

Вскоре пришли другие монахи, началась утренняя служба. Чтение ритуальных текстов было тихим, бесстрастным и монотонным. Казалось, что ровно гудящий пчелиный рой заполнил храм. Я сидел, как все, в позе лотоса, завороженный чтением буддийских мантр, в которых слышались дыхание и голос Шакьямуни Будды, когда-то известного под именем Сиддхартха Гаутама.

Служба закончилась, и опять я оказался во дворе монастыря. Вокруг храма ходили женщины. Они почти беззвучно шептали мантры и крутили молельные барабаны. Одинокий мужчина в теплой безрукавке отрешенно сидел рядом с храмом, а ладонь его лизала корова, забредшая сюда через ворота с улицы. Спокойствие и умиротворенность царили на этом небольшом священном пространстве.

На следующий день в местной харчевне я встретил соотечественниц — трех студенток из Москвы. Они остановились в гостинице, расположенной на той же улице, где и монастырь. Девушки попросили меня и моего индийского друга Ашока Арору, приверженца культа Шивы, сопроводить их в горы, туда, где находится пещера Падмасамбхавы и Мандаравы. Выполнить их просьбу было проще простого: мы с Ашоком путешествовали на джипе по гималайским долинам, посещая многочисленные шиваитские храмы и буддийские монастыри. В джипе свободно умещалось шесть человек.

Дорога была узкой и в колдобинах, повороты крутыми, так что добираться пришлось дольше, чем мы ожидали.

Жилище Падмасамбхавы и Мандаравы состоит из трех соединенных вместе пещер. Когда-то давным-давно они были выдолблены в большой скале. Сейчас это часть небольшого буддийского женского монастыря.

Две тибетские девушки хлопотали по хозяйству на площадке перед входом в пещеры. Сняв обувь и выпив предложенный нам чай с жиром и молоком, мы уже было шагнули в темноту пещер, как вдруг столкнулись с моей знакомой — пожилой монахиней, которая держала в руках длинную и широкую змеиную кожу. Словно ее оставила анаконда, которой здесь, естественно, быть не могло. Тут же вспомнились строки Николая Гумилева из стихотворения «Память»: «Только змеи сбрасывают кожи, / Чтоб душа старела и росла./ Мы, увы, со змеями не схожи, / Мы меняем души, не тела»[3].

Монахиня, хитро улыбаясь, обратилась к Ашоку Ароре и ко мне на хинди, произнося слова с местным акцентом. Поглаживая змеиную кожу, она со смешком произнесла: «Деккхо, адждж ратт ко ааяа тхаа пурраанаа лаамаа, апни кенчул чход гаяаа» (хинди — Смотрите, сегодня ночью приходил наш бывший настоятель!).

Судя по саркастическому тону монахини, умерший настоятель когда-то ей сильно насолил, подумал я. А иначе с чего бы заявлять, что он в своем очередном воплощении превратился в змею? К тому же зеленая змея символизирует в тибетском буддизме злобу. Неведение, оно же невежество, на санскрите авидья, в тибетском буддизме представленное образом свиньи, — отправная точка, начало бесконечной цепи причинно-следственных связей, приводящих к страданию. Оно основной атрибут непросветленного сознания. Из-за него абсолютным и истинным воспринимается то, что таковым не является. Люди, например, находящиеся в неведении, принимают за змею веревку, лежащую на земле. Даже обостренная чувствительность зрения не помогает им, а только усугубляет иллюзию. Тут необходимы необыкновенная чуткость ума, его желание очиститься от трех ядов: неведения, злобы и вожделения. Неведение (невежество) — один из трех самых смертельных для ума ядов, самых опасных, негативных его состояний, загрязнений и омрачений. Это так называемые клеши. В неведении берут начало другие яды — вожделение (оно же привязанность или жажда наслаждений) и злоба. Все это серьезные препятствия на пути к Просветлению. Образным воплощением вожделения выбран петух, а злобы, еще раз напомню, — зеленая змея. Я не раз встречал на внутренних стенах кирпичных ворот буддийских монастырей забавное изображение этих трех существ. Свинья, петух и змея, кусая друг друга, образуют замкнутый круг. Мораль такова: не так-то легко разорвать это кольцо, ежедневно душащее род человеческий. Сила изображенных художником персонифицированных грехов и пороков состоит в их нерасторжимом единстве, зависимости друг от друга. Они рождены тварной природой человека, имеют над ним почти неограниченную власть. Как добиться распада в самом себе этого аллегорического триумвирата?

Я запомнил радостное оживление среди обитательниц монастыря, возникшее с нашим появлением. Мы внесли в их размеренную трудовую духовную жизнь какое-то разнообразие. Они улыбались нам, их радушие и говорливость были настолько естественными, будто к ним откуда-то приехали пусть и очень дальние, какие-никакие, но все-таки родственники.

Тогда-то я усомнился в своем поспешном толковании слов монахини о некогда умершем и принявшем змеиный облик настоятеле. Человеческие эмоции подвижны и опасны, как ртуть.

Я вдруг вспомнил: кобра (санскр. — наг) ассоциируется с Буддой, превратившимся в это малоприятное существо для того, чтобы во время эпидемий и голода спасать людей. Наги, как гласит предание, сберегли важнейший текст буддизма — Праджняпарамиту, в переводе с санскрита — Запредельную мудрость. Кобра своим раздутым капюшоном укрывала Гаутаму Будду от потоков тропического ливня во время муссона. Улитки, облеплявшие его бритую голову, оберегали от раскаленных солнечных лучей в жаркий сезон.

А дитя, играющее со змеей? Это уже ближе к нашей культуре. Трогательное олицетворение возвращенного рая, освобождение людей от ненависти друг к другу и смертоубийственной вражды. Картинка, возвещающая конец тленного мира. Ну чем не буддийская аллегория?!

Во всяком случае, представления о змеях в мифологии разных народов не столь однозначны, как может показаться со стороны. Индия тут не является каким-то исключением. Прибавлю разве что к уже сказанному: змеи почитаются буддистами как хранители учения Будды. Ведь более чем за тысячу лет до нас буддийские тексты в Тибете, укрытые от недобрых