Книга Непрощенные - Владимир Кельт

свою делянку, и все было как обычно, а час назад поле взяла чернота.

— Где тот крестьянин?

— Ожидает у главных ворот.

— Найди Витора и возьми лошадей. Мы выезжаем, пусть крестьянин покажет путь.

Николас кивнул и вышел. Немного подумав, я собрал свои записи и положил в дорожную сумку. Надел плащ и вышел в широкий коридор лепрозория. Серые каменные стены дышали холодом и сыростью, несмотря на летнюю жару, они не просыхали как положено. В этой мрачной сырости по темным углам прятались прокаженные. Замотанные в тряпье так, что видны лишь глаза, они жались к стенам, словно испуганные ярким светом крысы. Кто-то стонал от невыносимой боли, кто-то накладывал на изуродованную кожу выданные лекарями припарки. Некоторые больные сидели на грубо сколоченных лавках и играли в кости.

— Ш-ш-ш-ш… Ты на верном пути, инквизитор Харон, — прошипел кто-то у меня за спиной.

Я обернулся. Незнакомец сидел на полу, закутавшись в черный добротный плащ. Его лицо скрывала темнота капюшона, но по исполосованным шрамами и язвами рукам я понял, что это прокаженный.

— Пути Господни неисповедимы, — ответил я и добавил: — Мое имя не Харон.

— Ха-ха, — сипло рассмеялся незнакомец. — Арон. Конечно же Арон, как я мог спутать? Инквизитор Арон — спаситель Флоренции и свящ-щ-щ-щенного Рима.

Я бросил прокаженному медяк и пошел дальше, спиной ощущая на себе колючий, ледяной взгляд.

***

— Это не гниль, — сказал Витор, обводя рукой поле.

— Уверен? — спросил я.

Витор растер пальцами почерневший колосок и понюхал.

— Уверен. Это однозначно не гниль. Если пшеницу гниль взяла, то колос воняет тухлой рыбой, а этот разит серой.

Я окинул взглядом поле. Со стороны пшеница выглядела как обычно и вроде бы даже пора собирать урожай, но… Но стоит коснуться колоса, как зерно чернеет изнутри, и осыпается тленом.

— Что скажешь, Николас? — спросил я экзорциста.

— Пентаграмм и трупов черных кошек на поле я не нашел, капища тоже нет. Это точно не ведьма.

— Алхимия? — выразил я догадку.

Николас покачал головой.

— Смотрите, — сказал он и плеснул из фляжки святой воды.

Пшеница зашипела и начала дымиться, словно при пожаре. Черные колосья полопались, из них потекла мутная слизь, запах серы усилился.

— На других черных полях такого не было, — задумчиво сказал Витор, глядя на разлагающиеся под действием святой воды колосья.

Я мысленно вернулся к своим записям, вспомнил карту… Озарение снизошло на меня, словно гром среди ясного неба.

— Это потому что мы видели лишь последствия происков слуг Дьявола. Все те поля мы посещали через несколько дней после порчи.

— Действительно, — хмыкнул Витор. — Сейчас еще и часу не прошло, как начался процесс.

Я кивнул.

— Сейчас мы наблюдаем работу одного из лже-апостолов. Мы в самом эпицентре Дьяволова замысла, господа. Нужно обшарить округу, уверен, мы найдем здесь логово культистов.

— Бьюсь об заклад, что эта погань засела в сожженной деревне, которую мы видели в двух лигах отсюда, — хитро прищурился Витор. — Место хорошее, темное. Там неупокоенных душ хватит подпитать любой ритуал. Николас?

— Ставлю на заброшенную мельницу. Арон?

Я ухмыльнулся и покачал головой.

— Не в этот раз. Все равно прав окажется Николас, впрочем, как всегда, а я не в настроении оплачивать ему ужин в таверне. Да и времени на проверку всех мест нет. Скоро стемнеет, а мы все топчемся тут, как коровы на пастбище. Посему идем сразу к мельнице.

На той мельнице мы нашли иссохший почерневший труп мужчины. Когда он умер — ни я, ни Витор не смогли определить, решив, что мертвеца нужно будет забрать с собой в лепрозорий, чтобы лекарь Гюго смог его осмотреть и сказать точнее. Я бы сказал, что покойник лежит тут давно, что жара и ветер сделали свое дело, превратив останки в сухарь, но имелись доказательства иного толка. Внутри мельницы стены были измалеваны кровавыми пентаграммами. Густая кровь впиталась в потрескавшееся дерево, но, несомненно, была свежей и принадлежала человеку. Николас хорошо разбирался в вещах подобного рода, и у меня не было поводов ему не верить.

Именно капли крови привели нас в логово. Они были едва различимы на потрескавшейся земле, на пропеченных жаром камнях, на увядших стеблях дикой мяты. Вход в пещеру оказался небольшим, от посторонних глаз его прикрывали сухие ветки кустарника. Многие из них были сломаны, будто кто-то в спешке пробирался вовнутрь.

— Не нравится мне это, — сказал экзорцист. — Арон, надо бы обождать до рассвета, спускаться в подземелье сейчас может быть слишком опасно.

На это мы с Витором смолчали, рассматривая вход в пещеру. Позади надсадно скрипела старая мельница, каждый порыв горячего ветра тревожил видавший виды механизм.

— Позиция Николаса ясна. Витор, что думаешь? — спросил я.

— Надо идти и во всем разобраться. Нет смысла тянуть до утра.

— Господь наделил тебя отвагой, — кивнул Николас. — Но не забывай, что нас всего трое, можем и не сдюжить. Арон, подумай, стоит ли так рисковать?

Николас и Витор смотрели на меня испытующими взглядами, пытаясь предугадать, какое решение я приму. А я смотрел на то, как солнце неумолимо скрывается за горизонтом и жалел, что Михаэль и Гюго остались в городе, ведь помощь не помешает.

— Нужно идти сейчас, — решил я. — Нельзя ждать до утра, иначе будет слишком поздно. Помните другие поля? Мы осматривали их спустя несколько дней и ничего не находили, потому что упускали момент. А сейчас самое время, так что долой осторожность. С нами Господь, за нами святая Инквизиция.

— Аминь, — кивнул Николас и осенил себя крестным знаменем.

Мы вошли в пещеру, мрак тут же окутал нас плотным саваном. Витор зажег факел и поднял над головой. Каменный свод оказался достаточно высоким, чтобы можно было вытянуть руку. А вот спуск не внушал доверия — слишком покатый, он вел в узкий извилистый тоннель, который напоминал громадную нору. Переглянувшись, мы уверенно спустились.

Тоннель то расширялся, то снова сужался так, что идти можно было только по одному. Пахло сыростью и серой. Чем дальше мы шли, тем отчетливее становился мерзкий запах. Паутина липла к одежде, но пауков я не встречал, ровно как и летучих мышей, что показалось странным, ведь подобные пещеры — излюбленное укрытие нетопырей. Шли молча, чтобы не выдать себя, хватало и того, то свет от факела играл против нас.

Откуда-то из темноты послышались приглушенные голоса: обрывки фраз и странное мычание. Мы остановились, прислушались. Я подал Витору знак затушить факел, и первым медленно пошел на звук. Вдалеке задрожал бледный красноватый свет, голоса сделались четче, среди них громче всех звенел женский.

— Не заходите за пределы круга, — говорила женщина.

— Линии слишком тонкие, ни