Книга Слепой поводырь - Иван Иванович Любенко

лошади тоже замёрзли. Больше всех пострадал Смирнов — он отморозил правую кисть. В Ставрополь его привезли только второго января и сразу же поместили в больницу.

— А как же его кисть? — не удержалась от вопроса девица.

— Её пришлось отнять, — грустно вздохнув, вымолвил рассказчик, ёрзая ногами.

— Боже всемилостивый! — прижав к щекам ладони, воскликнула попутчица.

— Позволю с вами не согласиться, — оторвавшись от газеты, изрек молодой человек. — Мой отец поведал в письме об этой трагедии, но, он утверждал, что уже третьего числа Смирнов играл Гамлета в зимнем театре Иванова. И papá ему аплодировал.

— Разве? — недовольно проронил купеческого вида попутчик, — а кто ваш отец будет?

— Гласный ставропольской городской думы, отставной полковник от инфантерии Ардашев.

— Пантелей Архипович? — покрутив тростью, осведомился собеседник. — А вы, стало быть, его сын? Клим? И в столице учитесь?

— Совершенно точно.

— Вот дела, так дела! Я так много наслышан о вас. Позвольте рекомендоваться: Павел Петрович Дубицкий, купец II гильдии. Я ведь и новый дом построил на Барятинской № 7 по заказу Пантелея Архиповича. Родители ваши-с ещё в мае в него переехали, новоселье справили. Меня пригласить изволили. Погуляли знатно-с! А теперь вот вас дожидаются… А что до актёришки того, то насчёт отрезанной руки я фантазийно прибавил. Вы уж простите великодушно-с…

— Нет-нет, ничего, — улыбнулся Ардашев, — литературный вымысел вполне допустим в историях такого рода.

— Вот-вот, — кивнул негоциант, — так даже интересней. — Скажу вам по секрету: давно пора прогнать взашей нашего городского голову — никчёмного пустослова, готового лоб расшибить в поклонах губернатору Констанди — и на его место назначить батюшку вашего, Пантелея Архиповича. А то ведь в городе один кавардак да разные непотребства творятся. Возьмите, к примеру, больничное дело. Я не видел ни одного губернского города с таким плачевным состоянием здравоохранения. Ведь у нас, стыдно сознаться, городской врач — один на тридцать пять тысяч населения. Ассистента у него нет и операционной тоже не имеется. Больница мала и коек недостаточно. Спасают лишь частнопрактикующие эскулапы. Но их всего трое, потому и цены дерут несусветные… А с умопомешанными в Ставрополе совсем беда. Их некуда девать. По базарам и паркам расхаживают безумцы с диагнозами мрачного помешательства или неистовства. Этим несчастным не нашлось свободных коек в отделении для умалишённых в больнице местного приказа общественного призрения. И — представляете! — даже там всего один доктор психиатрии! Я готов был взять подряд на строительство новой лечебницы для душевнобольных, но по указке городского головы его передали другому подрядчику, потому что у него, видите ли, цены ниже моих! Да, возможно, я строю дороже, но зато прочно, на века!.. Или вот возьмите второе неудобство — отсутствие водопровода. А уж, пардон, о канализации я и не заикаюсь. Мы же не какие-нибудь древние римляне, чтобы водопроводы да канализации строить… Карабинский источник доставляет всего лишь 25 000 ведер в сутки. Холодный родник в сию жару уже не может дать больше 100 000. Так почему бы не провести изыскания и не снабдить город чистой и дешёвой водой? А то ведь водовозы в жару ведро воды продают по пять копеек! Где такое видано?

— Спасают колодцы. Без них город бы не выжил, — поддакнул Ардашев.

— Вы совершенно правы, Клим Пантелеевич. — Только дело в том, что колодец колодцу рознь. В одном водичка только для питья скотины годится, в другом — лишь для стирки, а в третьем, к примеру, для засолки овощей. А вот таких, чтобы и пить можно было, и еду готовить, и всё остальное — не так уж и много. Вашему батюшке повезло. На территории нового дома был старый колодец с превосходной водичкой. Мои артельщики вычистили его, углубили и обложили ракушечником. Не вода, а святой источник. А всё потому, что неподалёку подземные течения проходят. Они его и наполняют.

Собеседники понимающе кивнули, но ничего не ответили. Девица, сидящая напротив, продолжала безмолвно читать томик какого-то произведения, заботливо обёрнутый в серую бумагу. Ветер слегка теребил её соломенную шляпку с голубой лентой и букетиком искусственных цветов, а чёрная прядь волос маленькой спиралькой свисала у мочки правого уха. Её смуглая кожа и большие чёрные глаза свидетельствовали о восточных корнях. Клим украдкой любовался её красотой. Попутчица это заметила и взглянув на него, обидчиво заморгала длинными ресницами, тотчас их опустив. Она вдруг посерьёзнела и её аккуратный нос горделиво вздёрнулся. И даже чувственные губы обиженно надулись, отчего барышня стала ещё прекраснее. Утянутая корсетом талия и длинное платье с закрытыми рукавами из плотной тёмно-синей дорогой материи хоть и подчёркивали её стройную фигуру и серьёзный достаток, но в большей степени делали из неё мученицу при нещадно палящем солнце. Сразу было понятно, что она не из глухой провинции, куда журналы с последними французскими модами доходят через месяц.

По железному мосту переехали Кубань. Река почти не шумела. Из-за засухи уровень воды упал ниже среднего.

Старая грунтовая дорога, проложенная во время возведения Темнолесского и Стрижаментского ретраншементов[9] солдатами 16-го егерского полка и канонирами 9-го Ставропольского артбатальона давно пришла в негодность. Новое шоссе, протянувшееся извилистой нитью от Невинномысской до Ставрополя, хотя ещё и не законченное, впечатляло. Отсыпанное речным песком с щебёнкой, с дождевыми лотками по краям, оно имело проезжую часть шириной в две с половиной сажени. Мосты построили на века — каменные, бетонные и металлические. Вдоль дороги высились телеграфные столбы с натянутой на них медной проволокой. Столица губернии теперь без труда могла обмениваться сообщениями со станцией Невинномысской. А ещё год-два назад это можно было сделать только через станцию Кавказскую. Из-за этого телеграммы, отправленные из Ставрополя в Невинномысскую, шли два-три дня, и купцы, заключавшие сделки, попросту отправляли сообщения нарочными. Теперь же губернский центр был соединён телеграфом с Ростовом, Владикавказом и Тифлисом.

Поля, выжженные безжалостным солнцем, представляли жалкое зрелище. Трава на лугах пожухла, и пастухи угнали отары овец поближе к холмам. Там, в тени между возвышенностями, ещё сохранилась сочная растительность. Лишь одинокие бурёнки неподалёку от дороги лениво и невозмутимо пережёвывали то, что находили под копытами.

Возница, чтобы напоить лошадей, сделал первую остановку через десять вёрст у ночлежного дома с пристроенной к нему караулкой и колодцем. По его словам, такие пристанища построили на шестой, пятнадцатой, двадцать девятой и сорок пятой версте от Ставрополя. А на семнадцатой и тридцать шестой версте возвели две добротные почтовые станции — «Горная» и «Равнинная». В них можно было не только снять комнату для отдыха, ожидая смены лошадей, но и перекусить. Словом, всё уже было почти готово для открытия шоссе и