Книга Алукард и Первый Метаморф - Ставр Восточный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Марьяна, записывай! Пульс 81, Давление 131 на 85, но может быть неустойчиво. Критических последствий сотрясения не наблюдается…
Через пару минут, удовлетворенно кивнув, он закончил диктовать результаты своих «измерений» и принялся меня мять, щупать, временами простукивая. При этом постоянно спрашивал:
— Так больно? А так? А если мы здесь?
Убедившись, что с телом на первый взгляд все в порядке, длинная ссадина на голове не в счет, даже бинтовать не стали, осколок взорвавшегося котла прошел по касательной, сей достойный эскулап предложил встать и попробовать пройтись.
Я поднялся на ноги. Мир вокруг закружился сначала, но быстро обрел равновесие. Как и я сам, когда, опираясь на отполированную десятками рук моих предшественников спинку простой кровати, сколоченной из оструганных досок, сделал первый шаг. Потом еще. Потом, расхрабрившись, попытался шагнуть уже без опоры. Даже на ногах удержался!
— Ну что могу сказать, голубчик? Всё с вами понятно, — заключил доктор. — Пока полежи до завтра. И можете не волноваться — товарищи, что вас притащили, обещали родным сообщить, что вы в больнице. Поправляетесь.
Ну, что ж, доктор сказал в морг… тьфу ты! Сказал лежать, значит, придется лежать.
Вечером пришел заглядывавший ранее с доктором парень — принес какую-то микстуру, отвратительнейшую на вкус. А следом появилась пожилая нянечка, в эмалированном ведре похлебку притащила. Половником принялась разливать порции в подставляемые ей больными тарелки. У меня тарелки, разумеется, не было. Немного помешкав, женщина сходила, взяла с подоконника и тщательно её обтерла.
— Ему уже не пригодится. А ты кушай, милок, — и по-доброму улыбнувшись, щедро зачерпнула гущи с самого дна.
Внезапно ужасно захотелось есть. Впрочем, вполне понятно. С самого утра во рту маковой росинки не было. Утром едва не проспал, не до еды было, обеденное молоко расколотил, а потом и вовсе едва Богу душу не отдал. Или отдал? Вдруг поймал себя на мысли — правильно говорить не Богу, а Богам. Либо же требуется выбрать, в чертоги к какому именно ты желаешь отправиться?
С супом поначалу заминка получилась: ложки-то нет. Соседи, что сейчас с таким аппетитом хлебают свои порции варева, делиться с ожившим новеньким столовым прибором явно были не намерены. Ладно, не на королевском приеме, втянул в себя теплую, недосоленную жижу через край, потом принялся гущу выгребать горбушкой хлеба, а тут и сердобольная санитарка заглянула — ложку принесла (с возвратом!). Так что покидав в рот всё, что осталось в тарелке (перловка, какие-то овощи) и забросив следом раскисший хлебный обрезок, осоловевший от еды, я откинулся на кровать.
А теперь спа-ать!
Утром чувствовал себя вполне здоровым, только вот когда окончательно сбросил дрему, обнаружил себя сидящим на кровати с пальцами, сложенными в простенькую мудру, и на автомате бубнящего привычный текст.
Аж сбился заученного с раннего детства ритма…
Занятно…
Что же сейчас происходит? А происходит со мной сейчас форменная мистика, а если точнее — Чтение Третьей Малой Веды. Веды — эдакие молитвы-медитации, дарованные людям Богами, для их выживания, развития, процветания (и ещё целая страница, призванная подчеркнуть благородство Высших сущностей). Я-Васька принялся их осваивать даже раньше, чем говорить нормально начал (как и любой житель этого мира)… А вот Я как Василий Степанович из 21 века спросонья разбирался с удивительной и поголовной «набожностью» у граждан молодого советского государства… Да, да, 1926 год на дворе, помню, помню.
Но сосредоточимся на Веде.
Плавный вдох, медленный выдох, во время которого про себя «пропеваю» нужные слова, по телу струится круговорот энергий, с каждым вздохом захватывая извне всё больше и больше…
Что ж. Вынужден признать, это действительно работает. Несколько минут подобной медитации и я спокойно поднялся с кровати бодрым и полным сил. Только ссадина на голове слегка ломила, если дотронуться — «А вы, молодой человек, не лезьте пальцами, куда не надо», — фыркнула на моё замечание приходившая с вчерашним доктором практикантка, осматривающая меня прежде, чем дать «добро» на выписку.
Хорошо, что было это уже после завтрака — успел неплохо подкрепиться. Осыпал комплиментами нашу сиделку, за что был удостоен двойной порции с добавкой. И что люди на больничную еду наговаривают?
Ну вот и все! До завтрашнего утра домой отправлен!
Направляясь к выходу из заводской больницы, я рассматривал справку, что от доктора принесли. В ней сообщалось, что больной Николаев Василий Степанович 1910 года рождения может приступать к труду с завтрашнего дня, то бишь 23 июля 1926 года. Правда, в ближайшую неделю ему рекомендован «легкий труд». Словно он был в нашем кузнечном цехе, этот «легкий» труд. Ещё бы добавили про обязательные прогулки на свежем воздухе, а лучше — что мне рекомендуется есть больше мяса, присовокупив к подобному решению соответствующую продовольственную карточку…
И пошел я, солнцем палимый. Кстати, солнце действительно палило знатно. Тут, в Новом Гирканске [1], что широко раскинулся на северном берегу Каспия в устье реки Урал (а точнее — на сети каналов, в которые сию реку давным-давно заключили) в это время самый разгар лета.
В задумчивости и не заметил, как углубился в ряды двухэтажных бараков, что почти возле самих заводских корпусов стояли.
Дом, милый дом. Ха! А строения — то вокруг знакомые и по «другой» жизни! Очень похожие деревянные двухэтажки стояли по соседству от дома, в котором я обитал ребенком в середине шестидесятых. Разве что в туалет жителям будущего во двор бегать не приходилось, как сейчас.
Нда. Это точно не мой пентхаус в Москве третьего тысячелетия! Эххх… Может, я всё же сплю? А как проверить?
Зато тут было очень тепло, лицо ласкал морской ветерок, а от жарящего солнца вполне можно было спрятаться под сенью древ, что произрастали тут в изобилии. Хотя растительность здесь не просто несвойственна для средней полосы, она вообще неуловимо отличается от известной мне по «другой» жизни. Но чем — не скажу, ботаника — не моя специализация.
Вдруг взгляд выхватил пустырь с еле проглядывающимся сквозь зелень остовом. Перед глазам замелькали картины, увиденные в «детстве». Гражданская. Бои в городе. Огонь, сжигающий целые кварталы, крики, плач… Я-Васька, пока мать меня не нашла и не уволокла в подвал, смог воочую лицезреть многометровый вал огня, прокатившийся немного поодаль, глотая дом за домом, не брезгуя при этом и редкими паникующими людьми…
Передёрнув плечами, отгоняю наваждение, которое уже давненько меня не посещало, решительно нырняю в подъезд.
На стук в дверь двухкомнатной "квартиры" открыл младший брат
