Книга Город Антонеску. Книга 2 - Яков Григорьевич Верховский

лет).

Мужчин всего 85 человек, около 14 %. А детей до 16 лет 116 и среди них 23 младенца и 10 малышей, оставшихся без родителей.

Самой старенькой, Хае Браиловской, из дома № 3 на Екатерининской площади, уже стукнуло 90. А самой маленькой – Аннушке, дочке Поли Эльзон, из дома № 17 по Ланжероновской – еще нету и месяца.

В этот список попали трое детей по фамилии Малый, из дома № 14 по Нарышкинскому спуску. Родители этих детей – 12-летнего инвалида Изи, 10-летней Сарры и 8-летней Фанюшки – погибли, и они остались сиротами.

В этот список попала Нора, родная сестра Таси, и ее трехлетний сынишка Эрик. Они, как вы помните, жили на Софиевской, 21.

Зимние дни коротки…

Уже смеркалось, когда в квартиру Норы постучали.

Оказалось, дворничиха, Павлова и с ней двое вполне приличных мужчин, по виду евреев.

Это были представители еврейского комитета, Айзенберг и Файер.

Они предъявили Норе удостоверение и объяснили цель своего прихода.

Нет, Нора не предлагала им чаю, не до того ей было. Она была не на шутку встревожена неожиданным визитом и пыталась им объяснить, что на самом деле она и не еврейка вовсе и никакого отношения к еврейскому комитету не имеет. Покойный отец ее известный врач Иосиф Тырмос вообще грек по национальности, вся семья их прошла обряд крещения и даже в паспорте она записана русской.

В подтверждение своих слов она показала им свой «русский паспорт», купленный, как мы уже упоминали, за большие деньги ее мужем Сашей Шером в первые дни войны, еще до того, как его арестовал НКВД.

«Ну, хоть вы им скажите, Павлова, – обратилась она к дворничихе. – Вы же нас знаете».

«Та знаю я, знаю. Казала я им, вже казала», – ухмылялась Павлова, «забывая», что это именно она привела представителей в квартиру Норы.

Представители, правда, «успокоили» Нору и обещали ей, что, если она действительно русская, то в списке евреев около ее фамилии в комитете обязательно сделают «особую отметку».

Нора не стала спорить, главным образом потому, что ее волновала совершенно другая проблема: все это время в ее спальне, за плотно закрытой дверью, пряталась бабушка Ида.

Ида, оставшаяся без крова после взрыва дома на Петра Великого, жила у Норы «без прописки», и обе женщины по советским, давно не действующим, законам считали это страшным «преступлением» и боялись «неприятностей».

Тем временем Павлова тоже вдруг вспомнила об Иде, которую она несколько раз видела во дворе.

«А где бабка?» — спросила она у Норы.

«Ушла. Ушла к себе домой. Моя мать не живет здесь постоянно. Я живу здесь только с сыном».

Нора была готова заплакать. Избалованная жизнью, она не привыкла лгать. Красота, материальный достаток, любящие отец и мать, любящий муж, два замечательных сына, друзья и… вдруг…

Муж арестован НКВД, почему-то как «немецкий шпион». Старший сын, 18-летний Гарик, курсант «Мореходки», еще в первые дни войны ушел пешком на Николаев. Друзья, один за другим, исчезли. Она осталась одна, с 3-летним ребенком, страдая от диких болей в пояснице, без денег, без топлива, без продуктов. И некому помочь и не к кому обратиться. И нужно еще дать приют старушке маме, которая живет здесь «без прописки», под постоянным страхом разоблачения, и дворничиха Павлова позволяет себе называть ее «бабкой»…

Это «бабка» по отношению к маме окончательно вывело ее из себя.

Нора уже плакала навзрыд.

Айзенберг и Файер растерялись. Они не ожидали такой реакции и поторопились распрощаться.

Люди они были, наверное, неплохие. Но все же «отметку» о крещении Норы в списке «оставшихся», как мы видим на ксерокопии, не сделали.

Их самих, скорее всего, тоже ждала обычная для одесских евреев судьба.

К концу 1941 года еврейский комитет 9-го полицейского участка закончил свою работу. Завершили работу и другие еврейские комитеты.

Оказалось, что в городе еще оставалось около 40 тысяч евреев.

Неопубликованный приказ

Пока в Одессе шло составление «списка оставшихся в живых», ситуация в Богдановке, к огромному удовольствию Антонеску, прояснилась.

К 28 декабря 1941-го Зондеркоммандо «Rusland» успела уничтожить в Богдановской Яме около 30 тысяч жидов, пригнанных с Дальника. И это, несмотря на 4-дневный перерыв в убийствах по случаю праздника Рождества.

Так что теперь можно было перегонять в Транснистрию и тех, кто попал в списки, подготовленные еврейскими комитетами. И если даже немцы откажутся принять их на свою территорию, фольксдойче справятся с ними сами.

Как только закончился праздник Рождества, 28 декабря 1941 года, в Светлое Воскресенье, начальник штаба генерал Николае Тэтэряну по приказу Антонеску направил командующему войсками Одессы приказ о депортации.

ТЕЛЕГРАММА

Карпаты, 28 декабря 1941 г.

14 часов 30 минут

Господин маршал Антонеску приказал, чтобы все жиды были немедленно депортированы из Одессы, так как ввиду сопротивления Севастополя и недостаточного количества сил, находящихся там, мы можем ожидать внезапных сюрпризов. В случае русского десанта в Одессе или в ближайшей местности из-за этих жидов может случиться катастрофа.

Господин маршал Антонеску сказал: «Держать их там – это преступление. Я не желаю позорить себя недостатком предвидения».

Прошу немедленно связаться с губернатором Транснистрии, довести до его сведения вышеуказанное и совместно приступить к немедленному исполнению приказа маршала.

Начальник штаба, генерал Тэтэряну

[ООГА, ф. 1620, оп. 1, д. 1486, л. 31. Перевод с румынского.]

Смешно, не правда ли?

Антонеску пытается аргументировать депортацию евреев – женщин, детей и стариков – опасностью, которую, как он «предвидит», они представляют для доблестной румынской армии.

Что это? Паранойя?

Или действительно «предвидение»?

Только не «русского десанта», а Народного суда, который в 1946-м приговорит его к расстрелу.

И все же, как это ни абсурдно, телеграмма с «предвидением русского десанта» явилась «обоснованием депортации» и дала возможность Алексяну подготовить специальный приказ, получивший известность как «Приказ № 35».

Приказ № 35 называет депортацию «эвакуацией».

Но какая разница, каким словом называется это преступление: эвакуация, депортация, изгнание?

Мы называем это словом «смерть».

Разве не на смерть выгоняли убийцы женщин, стариков и детей?

Разве не на смерть в суровую зимнюю пору заставляли их тащиться бог знает куда? Без теплой одежды, без продуктов питания без денег и даже без мало-мальски ценных вещей?

Антонеску сказал: выгнать из города, как собак – «un caine».

Но ведь даже собак в такую пору из дома не выгоняют?!

Подручные Алексяну, как видно, немало сил затратили на составление этого приказа.

Приказ № 35 в общем виде определял весь процесс депортации.

К нему прилагалась еще «Инструкция для эвакуации еврейского населения из г. Одессы и его окрестностей», где