Книга Некто или нечто? - Михаил Ефимович Ивин

Майеру не принесло — никаких возбудителей он не нашел.

Что же это все означает? Майер знал твердо, что ни солнечные лучи, ни холодные ночи, ни туманы не могут вызывать заразные болезни. В колдовство он тем паче не верил. Значит, надо продолжать поиски. Он поставил серию опытов, которые в наши дни кажутся наивными. Но ведь это происходило ровно сто лет назад.

Если под микроскопом в табачном соке не видно ни грибов, ни других паразитов, то болезнь, возможно, вызывается мельчайшими бактериями, которые неразличимы в микроскопе? И Майер стал заражать табачные растения попеременно различными бактериями: авось какая-нибудь из них вызовет появление мозаики. Когда и это не помогло, он попробовал втирать в листья табака голубиный помет, гнилые овощи, лежалый сыр — все то, что наверняка содержит множество разнообразных бактерий. Тщетно. Мозаичная болезнь табака вызывалась только соком растений, больных этой же болезнью. Майер пропустил зараженный сок через двойной слой фильтровальной бумаги, которая задерживает бактерии и всякие иные микроорганизмы… Да, сок после фильтрации утратил заразные свойства, Майер в этом убежден. Это лишний раз доказывает, что мозаичная болезнь вызывается каким-то неизвестным возбудителем.

На этом Майер закончил исследования мозаичной болезни табака и опубликовал результаты, не подозревая, что в своих выводах допустил неточность…

Итак, мозаичная болезнь табака дошла до юга России. В Петербург, в департамент земледелия и сельской промышленности пошли тревожные запросы. И, по предложению известного русского табаковода В. С. Щербачева, департамент командировал в 1890 году в Крым для изучения табачной мозаики Ивановского.

На сей раз он поехал один. Он обосновался в Никитском ботаническом саду, близ Ялты. Модный курорт с его соблазнами нисколько не привлекал молодого ученого. Да и некогда было ему. Он едва успевал спускаться под вечер к морю, чтобы искупаться после дня, проведенного на солнце.

Он знал работу Майера, однако начал свои исследования «от печки». Ведь майеровские опыты никем не повторялись.

Местные табаководы-татары рассказали ему, что мозаика (они называли ее «бозух» — болезнь) чаще появляется на тех полях, где табак сажают год за годом, не сменяя его другой культурой. Очевидно, возбудитель проникает в почву с опавших больных листьев?

Ивановский набрал больных листьев, измельчил их и заделал в почву рядом со здоровыми растениями. Через некоторое время на здоровых листьях появилась мозаика. Еще опыт — для полного подтверждения заразности мозаичной болезни: из растертых листьев больного растения Ивановский отжал через полотно сок. Потом он вооружился тоненькой стеклянной трубочкой; набирая в нее сок, он втыкал трубочку в жилку листа здорового растения. Так он ввел зараженный сок десяти здоровым растениям. На одиннадцатый день листья покрылись бледными пятнами, схожими с разводами на мраморе — верный признак мозаичной болезни.

Быть может, болезнь передается по наследству? Собрав семена больных и здоровых растений, он высеял те и другие отдельно, далеко друг от друга. Растения взошли, выросли и оказались все совершенно здоровы — и те, что от здоровых семян, и те, что от больных.

Ну так, ясно: болезнь заразна, по наследству не передается. Поищем возбудителя. Ивановский садится за микроскоп. На предметном стекле — капля табачного сока, выжатого из растения, больного мозаикой. Она чиста, прозрачна, как слеза младенца — никаких бактерий. Повторим. Еще и еще. Никаких бактерий, никаких грибков не обнаруживается даже при самом большом увеличении. Он просматривает не только сок, но и тонкие, сделанные острой бритвой, срезы больных листьев. Опять ничего.

Раз болезнь заразна, раз есть возбудитель, то надо же заставить его выдать себя. Бактерия, микроб, грибок — любой микроорганизм, попав в подходящую для него питательную среду, начинает бурно размножаться, образуя громадные колонии. Ученым конца прошлого века это было достаточно хорошо известно, наука уже владела методами искусственного разведения микроорганизмов.

Ивановский начал с обычного мясного бульона, пустив туда несколько капель сока, пораженного мозаичной болезнью. Проходили часы, дни, бульон оставался чистым, незамутненным. Возбудитель мозаики не желал в нем размножаться. Ивановский перепробовал затем разные питательные смеси, удовлетворяющие вкусам самых капризных микробов: агар, желатину и другие. Тот же результат. Вареный картофель — лакомство для некоторых микроорганизмов… Опять ничего.

Быть может, возбудитель мозаики питается только соком табачных листьев? Прибавим ко всем этим бульонам и смесям добрую порцию обычного табачного сока. Никакие ухищрения не помогают, возбудитель мозаики и тут не выдает себя, словно его нет вовсе.

Ивановский совсем извелся.

И без того тощий, он похудел еще больше от напряженной работы и от крымской жары. Служащие Никитского сада глядели на него кто с изумлением, кто с жалостью: оголтелый какой-то, можно ли так надрываться! А он никого не замечал вокруг. Да ведь любой человек, в котором бьется творческая жилка, повел бы себя примерно так же, как Ивановский: столкнувшись с загадочным явлением, попытался бы, пусть не с таким упорством, не так последовательно, но добиться истины.

Наступила осень. Ивановский уехал в Петербург и в лаборатории Фаминцына продолжал изучение табачной мозаики на препаратах, привезенных с собой. А на другое лето опять появился в Никитском саду.

Добросовестно выполняя задание департамента, на чьи средства он совершал поездки, Ивановский давал табаководам дельные советы. Чтобы мозаика не распространялась, он рекомендовал не разводить табак на одном поле несколько лет подряд, а перемежать его другими культурами; рекомендовал сжигать больные растения. В то же время он искал ответа на главный, мучивший его, как ученого, вопрос: где возбудитель болезни и что он такое?

Он пустил в ход свечу Шамберлена.

Шамберлен, ученик и сотрудник Луи Пастера, в 1884 году смастерил под руководством своего учителя фильтр для улавливания микроорганизмов. Прибор этот гораздо удобнее, чем фильтровальная бумага. Он настолько прост и надежен, что применяется в лабораториях и доныне под названием «свеча Шамберлена». По виду фильтр действительно напоминает толстую свечу. Это круглый высокий сосудик из слабообожженной фарфоровой глины. В его стенках много пор. Они пропускают жидкости, но задерживают микроорганизмы. Значит, вода, сок растений, кровь — любая жидкость, пропущенная через фарфоровый фильтр, свободна от бактерий, грибков, дрожжей, от всего живого, что различимо в микроскоп. Так рассуждали Пастер и Шамберлен. И они не ошибались.

Спустя год после изобретения фарфорового фильтра, мир узнал об одном из самых выдающихся открытий века: Пастер стал делать людям прививки, спасающие от бешенства. Благодеяние, оказанное этим открытием человечеству, — неоценимо. Естественно, что Пастер и его сотрудники попытались найти микроб, вызывающий бешенство. Слюну бешеной собаки исследовали под микроскопом; изучали также осадок в фарфоровом фильтре после того, как через него прошла зараженная жидкость.