Книга Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце - Вероника Лесневская

и повешу. Пойдешь по статье, - говорю абсолютно серьезно. Славин знает о моих методах. И в курсе, что я пойду на любую хитрость ради цели. А сейчас моя цель – размазать их обоих по асфальту.

- Кость, давай расстанемся по-человечески, - пытается повлиять на меня Даша. – Ты у меня сильный, а я слабая. Говорила же, что не смогу так, - нежно поправляет мне воротник, но спотыкается о мой презрительный взгляд и одергивает руки. – Я подала на развод, - сообщает очевидное. - Откажусь от прав на детей, все бумаги подпишу. Имущество пополам поделим, как указано в брачном контракте. И разойдемся.

Вопросительно выгибаю бровь. И молчу в ожидании очередной глупости, которую способна выдать моя «любовь». Взмахнув каштановыми волосами, она на всякий случай отступает назад. Ищет защиты у Славина, но тот уже не рад, что на чужую жену покусился. И будет жалеть об этом до конца дней. Я проконтролирую.

- Конечно, дорогая, разойдемся, - выжимаю из себя кривую ухмылку. – Мирно, спокойно, как люди, - перечисляю невозмутимо, но Даша бледнеет. Ищет подвох в моих словах. - Как только я оставлю тебя без трусов, а твоего любовника без работы.

- Но Константин Юр… - пытается вступиться за нее Славин, но мой кулак не позволяет ему договорить.

Видит бог, я не хотел этого. Сдерживался до последнего, ведь позади меня, в машине, мирно спят мои дети. Хреновый пример я им показываю. Да и вообще ситуация дерьмовая.

Но поздно. Я сбиваю костяшки об скулу бывшего зама и, не успокоившись, заряжаю ему в нос. Я бы добавил, но Славин оказывается проворнее и… Шустро сбегает, падая за руль своего авто и заводя двигатель.

- Вот ты мудак, - пищит Даша, зная, что я не подниму руку на женщину, однако тоже прячется в салоне.

- Мудак, который всегда выполняет обещания, - подмигиваю ей и киваю на трясущегося Петю. – С милым рай в шалаше, Дашуль, а ты это испытаешь на себе.

И совсем скоро претворяю свои угрозы в жизнь. Без особого напряжения, но с больным удовлетворением. А со временем становлюсь самым известным и лучшим бракоразводным юристом. Исключительно для таких же доверчивых «мудаков», каким был сам.

Глава 2

Около четырех лет спустя

Вера

Вдох. Шаг. И я врастаю в землю.

Порыв ветра бьет в лицо. Наотмашь. Дает пощечину, еще одну. Раздувает рыжие кудри, взметает вверх. Наверное, я сейчас похожа на ведьму. С ненавистью в глазах и зияющей дырой в груди.

Нет сил пошевелиться.

Тяжелый, болезненный выдох. Легкие всмятку. Сердца нет. Вырвал человек, которого я любила. И теперь он забирает у меня последнее.

Не моргаю. Широко раскрыв глаза, ловлю каждую деталь. Чтобы не забыть, каково это – быть преданной. Чтобы не повторить свою ошибку.

Наблюдаю, как «Сладкая жизнь», покосившись, срывается с фасада кафе-кондитерской, падает и с металлическим скрежетом проезжает по асфальту.

Морщусь, но не зажмуриваюсь. Запоминаю, с каким задором Женя, бывший муж, рушит бизнес, который я создавала с нуля. Как мое дело летит в ад вместе с вывеской.

Сладкова – моя девичья фамилия. Она и легла в основу названия первой кондитерской. И ее же я вернула себе после развода.

Никогда не думала, что меня это коснется. Я ведь правильная, верная, слежу за собой. Голова не болит, халат не растянут, ни грамма целлюлита. В чем еще обычно упрекают бывших? Черт! Создана по всем канонам идеальной жены.

И я любила мужа. До беспамятства. Доверяла слепо.

Но…

Женя оказался лжецом и подонком.

Мало того, что завел интрижку на стороне, сделал ребенка любовнице, так еще и каким-то образом отсудил мой бизнес, как «совместно нажитое имущество». Я была уверена, что он не посмеет. Да и не захочет заниматься кафешкой. Зачем она ему? Женя никогда не вникал в мои дела, а о сладостях знал лишь, как их есть.

Я рано расслабилась – и получила удар в спину. Смертельный.

И теперь все, что у меня осталось, - машина доставки с логотипом несуществующей кондитерской. А еще вещи, которые бывший муж любезно позволил мне сегодня забрать из кафе. До того, как его закроют на ремонт.

Вот и все. Жили мы недолго и несчастливо, пока развод не разлучил нас.

А дети… Их у нас с Женей так и не получилось. Наверное, к лучшему. Иначе бы еще и малышей делили…

- Грузи с остальным хламом, - выкрикивает один из рабочих и цепляет трос к помятой вывеске. Небрежно наступает на нее грязным кроссовком. Дает знак водителю грузовика. Хлопает по кузову и достает из кармана сигареты.

На секунду мне кажется, что сразу после перекура он подойдет ко мне, закинет на плечо и оттащит меня туда же. К ненужному мусору.

«Боже, дай мне сил это выдержать», - шепчу, впервые за все время прикрыв глаза. Слез нет. Я вообще не плачу. Не истерю. Говорю же, улучшенная модель жены. Только теперь сломанная.

- Мася, смотли, какая класива-ая, - восхищенно тянет тонкий детский голосок.

Сердце оживает под ребрами, стучит все быстрее и чаще. Пытается выскочить на звук. Кровь бурлит в венах, зовет. Не понимаю, что со мной.

- Ксюса, низя тыкать пальцем, - отчитывает ее вторая.

Опускаю взгляд и вижу крохотных рыжих кудряшек, похожих друг на друга как две капли воды. Приятное тепло разливается в груди, течет по всему телу, солнечным светом пробивается сквозь кожу.

Я всегда по-доброму относилась к детям. Но ни разу не чувствовала ничего подобного. Наверное, расклеилась после развода. Стала слабой и сентиментальной.

- Она тоже солныско. Как мы, - довольно кивает первая малышка и указывает пальчиком на мои волосы.

Словно под действием неведомой силы, я приседаю перед ними и беру их за ручки. Веду большими пальцами по нежной, бархатной, покрытой слабыми веснушками коже. Ох и замучаются красавицы с ней, когда вырастут. По себе знаю.

- Вы откуда, крошки? Потерялись? – тяну уголки губ вверх и получаю от девочек ответные улыбки.

- Неа, - отрицательно качают головами, и озорные кудряшки подскакивают в такт. – Папу ждем. Я Ксюса, она Мася, - бойкая представляет обеих, пока сестра настороженно молчит.

- Ксюша и Маша? – расшифровываю их «детский говор».

- Ага, - соглашаются обе. Значит, угадала. - А ты кто? – одинаково наклоняют головы. И накручивают кудряшки на пальчики.

- Меня зовут Вера. Я…

Одинокая женщина. Без мужа, без детей,