Книга Обелиск на меридиане - Владимир Миронович Понизовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генералиссимус изображался на портретах в драгоценных одеяниях, восседающим на троне под расшитым золотом балдахином. Крысиное, усохшее лицо закоренелого курильщика опиума. Унизанные перстнями морщинистые руки опираются на меч. Вряд ли он хоть единожды вынимал из ножен этот меч, но во всем Китае не было более свирепого правителя — Чжан превратил свою вотчину в «сад пыток», где за любой проступок изощренная смерть ждала каждого. Даже офицерам и генералам «армии умиротворения» за недостаточное рвение при исполнении его приказов генералиссимус отрезал носы и уши. Но, как и большинство диктаторов, сам он до такой степени боялся смерти, что о его трусости ходили легенды. Специальной конструкции бронированный автомобиль он заказал в Северо-Американских Штатах; почти никогда не появлялся за пределами дворца, подобно осажденной крепости окруженного спиралями колючей проволоки, окопами и блиндажами. Да вот, как ни остерегался…
— Хао! — повторил Блюхер. — Однако, Павел, почему тебя так обеспокоило это известие?
— Дело не в мощах Чжан Цзолиня, а в подоплеке покушения, — ответил Берзин. — Более злобного врага СССР трудно было найти. Но его повадки мы знали, цели изучили и могли прогнозировать его действия. Убийство генералиссимуса может привести к непредвиденным последствиям. А любое изменение стабильности в мире, тем более в районах, примыкающих к нашим границам, вызывает тревогу. Кто стоит за покушением? Какие цели, ближайшие и долгосрочные, преследует? В какой степени они направлены против нашей страны?
— Может быть, все гораздо проще: месть? — высказал предположение Блюхер, но тут же сам отверг: — Вряд ли. Если бы разделались во дворце, еще куда ни шло. Но взрыв на тщательно охраняемой дороге… А его сынок, Чжан Сюэлян, тоже ехал в этом поезде?
— Нет, по нашим сведениям, он с войсками под Кайфыном.
— И ему вроде бы незачем спешить, — продолжал размышлять вслух Василий Константинович. — Последние годы Сюэлян фактически командует Мукденской армией, отец провозгласил его своим наследником. В отличие от старого хунхуза, Сюэлян — образованный офицер, окончил Токийскую военную академию, вводит в армии новшества, наводнил штабы японскими советниками. Отец не мешал ему и в этом… К тому же Сюэлян — правоверный конфуцианец, а по конфуцианским канонам невозможно допустить, чтобы сын поднял руку на отца… Нет, нужно искать в другом направлении. А что, если это проделка Чан Кайши?
Теперь возразил Берзин:
— Чан Кайши добился, чего хотел: без боя взял Пекин и теперь, конечно же, объявит себя главой центрального правительства. Так что цели он достиг. И вряд ли из-за хунхуза будет ссориться с его могучими покровителями. Хотя сам он опирается на американцев, но, по нашим сведениям, ищет расположения и японцев.
— Запутанный клубок… Понять мотивы поступков китайских бонз так же трудно, как расшифровать их иероглифы. — Блюхер ногтем распечатал пачку папирос, закурил. — Уж как я готовился к своей командировке; казалось, проштудировал все возможное, а за те мои три года убедился: в Китае все для нашего мировосприятия непривычно. Церемонии, церемонии… Обязательно улыбаются. Непременно кланяются… Да это еще что! У них лучший подарок почтительного сына своему отцу в день рождения — гроб! А преподнести в день пятидесятилетия похоронные одежды — неукоснительный обычай. Генералы чуть что начинают рыдать. В первый раз я даже опешил, когда увидал. Представляешь, прямо на военном совете — слезы ручьем. Оказалось, тоже ритуал: коль сказали о нем во всеуслышание лестные слова, он должен в знак благодарности прослезиться. И такая разница почти во всем: мы пишем перьями, они — кисточками; мы — слева направо, они — сверху вниз. Ты, приветствуя, пожимаешь руку товарища, он — свою собственную.
— Но живем-то мы с ними бок-о-бок. Вот, — Павел Иванович кивнул в сторону карты Восточного полушария на стене кабинета, — тысячи километров общих границ… — Он снова взял в руки листок, сосредоточился, будто пытаясь прочесть нечто меж строк короткого донесения. — Нам известно, что в последние месяцы и Чжан Цзолинь начал заигрывать с американцами…
— Вот оно что? Для его покровителей — это кость в горле. Они бы ни за что не стали терпеть шуры-муры Чжана с янки.
— Предполагаешь, что покушение подстроили сами самураи? — проследил ход мыслей Блюхера Павел Иванович. — Не чересчур ли проста отгадка?
— Ни у японцев, ни у китайцев чересчур просто ничего не бывает, — согласился Василий Константинович. — И все же, как ни невероятно, а не исключено. Не исключено…
В дверь постучали.
— Войдите.
Помощница переступила порог:
— Вы просили немедленно докладывать о донесениях из Мукдена. — Она протянула бланк.
— Спасибо, Наташа.
Берзин начал читать. Нахмурился:
— Вот и первое эхо взрыва. — Передал лист Блюхеру.
«Связи инцидентом Мукдене паника. Японские органы информации передают: покушение совершено коммунистами, работниками КВЖД, осколки бомб советского производства. Двое русских убиты районе взрыва. Белогвардейцы ажиотаже. Специальным поездом из Харбина Мукден выехали главноначальствующий Особого района Трех Восточных провинций и председатель правления КВЖД…»
— Завязывается. Как я и предполагал, вокруг КВЖД, — проговорил Павел Иванович. — Пожалуй, ты прав — японцами. «Держи вора!» громче всех кричит сам вор. А развязывать этот узелок, или — как там по-твоему? — расшифровывать иероглиф, хочешь не хочешь, а придется. Нам с тобой, Василий.
Глава третья
Панихида по безвременно почившему генералу Данилину в православной церкви союза галлиполийцев на рю Мадемуазель окончилась, толпа прихожан чинно двинулась к дверям. Но тут от одного к другому передали, что офицерам велено собраться в притворе церкви.
— Господа офицеры! — адъютантским тенором подал команду штаб-ротмистр Мульча, и в комнату под сводами вошел генерал Кутепов.
Путко повел взглядом по сторонам. Проплешины. Патлы. Жеваные сюртуки. А прикроешь глаза — можно представить: парадные мундиры, эполеты, аксельбанты… Да и Александр Павлович Кутепов, генерал от инфантерии, сам в сером твидовом пиджачке. Котелок. Зонтик. По виду — рантье средней руки… Ан нет! За ним сила. Весь РОВС[2], сотни тысяч солдат и офицеров бывшей российской армии, ставших эмигрантами.
— Господа, — не повышая голоса, но отрывисто, по-командирски, начал Кутепов. — Рад доложить, что великий князь Николай Николаевич имел личную аудиенцию у президента Пуанкаре и получил от него карт-бланш на организацию во Франции русских военных школ. — Генерал сделал значительную паузу и продолжил: — Это, господа, означает и подготовку-переподготовку унтер-офицерских и младших офицерских кадров, кои за годы безвременья подзабыли военную науку, а она, даст бог, пригодится в недалеком будущем; это и воодушевляющий пример солидарности страны-союзницы, это и посильная, хотя и скромно оплачиваемая фондом великого князя служба для многих из
