Книга Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях - Евгения Авдеева

в жизни клиента вовне.

Психологи и клиенты, которые верят, что именно личность терапевта является основным фактором исцеления, что нужно найти «правильного», «своего» терапевта, который будет способен «добаюкать», «додать не полученную в детстве любовь» просто потому что «он такой хороший, добрый человек» по сути, обесценивают труд, знания и опыт психотерапевта, а также его ценности, позволяющие извлекать уроки из опыта. Безусловно, отношения являются частью процесса исцеления, но умение понимать их и применять их законы в интересах клиента — ключевой аспект нашей работы. Идеализируя своего терапевта, клиент испытывает желание просто быть рядом с этой чудесной фигурой и считает эти отношения самыми важными в своей жизни, не замечая, как постепенно оказывается в изоляции. Опыт, приобретенный в терапии, не переносится в повседневную жизнь клиента — в том числе из соображений верности, из подавляемого страха создать конкурирующую привязанность и навредить этой сверхзначимой связи.

По моим наблюдениям, немало клиентов, переживших в терапевтических отношениях длительную и молча поощряемую терапевтом идеализацию, испытывают трудности в построении романтических и близких отношений даже после окончания психотерапии.

Длительная идеализация в терапевтических отношениях опасна созданием внутреннего запрета на сомнение, на серьезный анализ просчетов терапевта, которые неизбежны, поскольку все мы — живые люди. Более того, именно недовольство специалистом, как красные стрелочки, указывает направление терапии, помогает выстроить терапию индивидуально, «откалибровать» процесс и начать строить лечебные отношения — ведь промахи создают конфликты, а конфликты являются движущей силой развития. А идеализация, нарушая контакт с собственными эмоциями, лишает возможности конфликт признать и честно сказать о нем.

Замалчивание конфликтов — это шаг к созданию небезопасной привязанности.

Еще одна неотменимая особенность терапевтических отношений — это неравенство.

1. Роли клиента и терапевта подразумевают разные статусы (все знают, кто к кому за помощью пришел) и вследствие этого фигура терапевта воспринимается как старшая, более ресурсная. Психотерапия называется «помогающей профессией», но, в отличие от домработницы или няни, терапевт наделен большей властью: он опора, носитель знаний и убежище — так уж это повелось. У психотерапевта есть сила давать утешение, вселять надежду, делиться знаниями и опытом, оценивать события внешней и внутренней реальности клиента, выстраивать логику отношений для того, чтобы стали возможны перемены.

Психологическое консультирование из всех видов психологической помощи больше ориентировано на анализ текущей жизненной ситуации, предложение объяснений и поиск ресурсов клиента; это краткосрочная работа с довольно ясной целью, и яркие переносные реакции здесь практически не возникают: в них нет нужды (кроме, пожалуй, кризисного консультирования, в котором сама ситуация клиента рождает огромное напряжение и внутреннюю мольбу к специалисту сделать его переносимым).

Другое дело — психотерапия, изменение личности, оздоровление ее структуры: процесс, в котором появляется необходимость в особых, исцеляющих отношениях. Особенно это важно при работе с эмоционально травмированными людьми: травма создает в нашем внутреннем мире собственную реальность, которую сами мы не понимаем, почти не контролируем, и нуждаемся в ком-то, кто заглянул бы в нее со стороны и помог бы нам восстановить целостность, вернуть единство «Я»[2].

Травма обладает способностью останавливать время — в текучем потоке внутренней жизни остается застывший участок, где постоянно происходит одно и то же событие; как сценка в стеклянном шаре, в которую мы проваливаемся под влиянием триггерного момента снаружи.

— И теперь на наших часах всегда пять! — в отчаянии воскликнул Мартовский Заяц.

— Время пить чай.

— Но мы не успеваем даже помыть чашки! Пересаживаемся, пересаживаемся!

Травмированная часть всегда моложе (а иногда намного, намного младше) календарного возраста клиента. Травма делает человека более уязвимым, блокируя ресурсы, которые могли бы помочь сохранить чувство опоры в рассмотрении прошлого опыта.

Поэтому потребность в устойчивой фигуре терапевта, в надежных отношениях с ней очень высока — и переносные, и контрпереносные реакции в отношениях с травмированными людьми самые сильные. Психотерапевту мы даем доступ к тому, что не вполне подвластно нашему контролю (не дом и даже не ребенок):

к нашей боли,

к нашему здоровью

и к нашему бессознательному.

И получается, что, хотя в гуманистическом подходе терапевт не директивен, не пытается рулить процессом и знать за клиента, что и как ему следует делать в своей жизни, он все равно остается в роли авторитетной фигуры.

Психотерапевт — создатель и хранитель особого пространства, времени и отношений: терапевтических; потенциально целительных.

В исследовании, которое приводят Г. Габбард и Е. Лестер в книге «Терапевтические границы и их нарушения», людей, бывших в длительных терапевтических отношениях, спрашивали спустя разное количество времени после завершения терапии: как они воспринимают фигуру своего психотерапевта теперь. Оказалось, что никакое количество лет не влияет на восприятие фигуры терапевта как человека, который занимает во внутренней картине мира особое место (не обязательно самое светлое). Терапевт продолжает восприниматься как терапевт — особое существо — даже если отношения давно завершились, даже если клиент и терапевт общаются в других статусах (как коллеги, например, или соседи, или даже как врач и пациент).

Габбард формулирует это так: терапевт однажды — терапевт навсегда.

Такой яркостью в нашем внутреннем мире обладают только фигуры родителей. Конечно, в этом проявляется сила переноса.

Сколько времени назад закончилась ваша личная терапия?

Какое место, по ощущениям, фигура психотерапевта занимает в вашем внутреннем мире?

Касалась ли ваша личная терапия работы с травмирующим опытом? Был ли этот травмирующий опыт ранним или взрослым?

Если у вас было несколько психотерапевтов, то чем отличается глубина запечатления их фигур в вашем внутреннем мире? Как вы считаете — почему так?

2. Клиент и терапевт раскрываются друг перед другом по-разному: они не делятся, как друзья, «секрет за секрет». В гуманистическом подходе есть место горизонтальному самораскрытию — что чувствует терапевт в отношениях с клиентом или клиенткой, как он реагирует; часть он открывает, а часть до поры до времени контейнирует. Что до личной жизни и секретов психотерапевта — они по большей части остаются при нем.

Это — информационное неравенство.

3. И все это подводит нас к третьему виду неравенства: неравенствозначимости. Терапевтические отношения подразумевают откровенность как в самой близкой дружбе, но заключаются в рамку сеттинга: время, место, стоимость. Они основаны на привязанности, но не эксклюзивны[3], причем неравномерно: у клиента — один терапевт, а у терапевта много клиентов, и это, так или иначе, звучит фоном в их отношениях.

Получается, что по ощущениям клиента терапевт более значимая фигура. Он обладает большим влиянием и переживается как более ценный участник отношений.

Карл Роджерс, заметив этот дисбаланс, указал на необходимость выравнивать этот перекос в терапии, проявляя уважение и