Книга Словарь имен собственных - Амели Нотомб

– Это вы меня имеете в виду?

– И вас в том числе.

– Успокойтесь, я недолго буду мешать ей. А теперь слушайте: я сижу в тюрьме, я лишена всех прав. Единственное, что у меня осталось, – право назвать моего ребенка так, как я хочу.

– Это чистейший эгоизм, Люсетта!

– Напротив. И потом, вас это не касается.

Она настояла на том, чтобы ребенка окрестили в тюрьме, – таким образом она могла проследить за исполнением своей воли.

Той же ночью Люсетта разорвала простыни, связала обрывки и повесилась. Утром надзиратели обнаружили в камере ее почти невесомый труп. Она не оставила никакого письма, никаких объяснений. Имя дочери, на котором она так упорно настаивала, было единственным ее завещанием.

Клеманс, старшая сестра Люсетты, приехала в тюрьму, чтобы забрать ребенка. Тюремное начальство было очень довольно, что избавилось от маленькой новорожденной, появившейся на свет при столь зловещих обстоятельствах.

У Клеманс и ее мужа Дени было двое детей – четырех и двух лет, Николь и Беатриса. Они решили, что Плектруда станет их третьим ребенком.

Николь и Беатрисе показали их новую сестричку. Им и в голову не приходило, что это дочь Люсетты, о которой они почти ничего не знали.

Они были еще слишком малы, чтобы воспринимать имя девочки как дикую нелепость, и свыклись с ним, несмотря на некоторые трудности в произношении. Довольно долго они звали ее Пекрудой.

Никогда еще свет не видел младенца, который бы так умел вызывать к себе любовь. Уж не чувствовала ли эта малышка, какие трагические события предшествовали ее рождению? Своими проникновенными взглядами она словно заклинала окружающих не принимать случившееся во внимание. Следует отметить, что глаза Плектруды обладали одним неоспоримым достоинством – они сияли неземной красотой.

Тщедушная кроха устремляла на свою цель бездонный взгляд магнетической силы. Казалось, эти огромные прекрасные очи говорят Клеманс и Дени: «Любите меня! Ваш удел – любить меня! Мне всего восемь недель, но, несмотря на это, я уже необыкновенное, высшее существо! Если бы вы знали, если бы вы только знали!..»

Дени и Клеманс как будто и в самом деле знали. Они с первого же дня восхищались Плектрудой. Все в ней было оригинально и странно – и невыносимая медлительность, с которой она сосала молоко из бутылочки, и то, что она никогда не плакала, мало спала ночью и много – днем, и манера властно указывать пальчиком на предметы, которые ее привлекали.

Кто бы ни взял ее на руки, она одаряла этого человека серьезным, глубоким взглядом, говорившим ему: это еще только начало великой истории нашей любви, она заставит вас потерять голову.

Клеманс, безумно любившая покойную сестру, перенесла эту пылкую привязанность на Плектруду. Не то чтобы она любила ее больше своих детей, это было совсем иное чувство. Николь и Беатриса внушали ей безграничную нежность, Плектруду же она боготворила.

Обе старшие девочки были очаровательными, милыми, умненькими, симпатичными; младшая, приемная, ничуть на них не походила – божественное, яркое, загадочное, диковинное создание.

Дени с самого начала был без ума от нее, и с годами это чувство не утратило силы. Но ничто не могло сравниться с той благоговейной любовью, которую питала к девочке Клеманс. Сестру и дочь Люсетты связывала настоящая страсть, иначе не скажешь.

Плектруда отличалась полным отсутствием аппетита и подрастала так же медленно, как ела. Это доводило родителей до отчаяния. Николь и Беатриса – те уплетали за обе щеки и росли как на дрожжах. Их пухлые мордашки несказанно радовали отца с матерью. У Плектруды же становились больше одни глаза.

– Неужели мы так и будем называть ее этим именем? – спросил как-то раз Дени.

– Конечно. Такова воля моей покойной сестры.

– Твоя сестра была ненормальная.

– Неправда! Просто чересчур впечатлительная. Но в любом случае Плектруда – красивое имя.

– Ты так считаешь?

– Да. И притом оно ей очень идет.

– Не согласен. Она похожа на сказочную фею. Будь моя воля, я бы назвал ее Авророй.

– Слишком поздно. Девочки уже привыкли к ее нынешнему имени. И, уверяю тебя, оно ей очень подходит – прямо древнегерманская принцесса.

– Бедный ребенок! Натерпится в школе из-за своего имечка.

– О, только не она! У нее достаточно сильный характер.

Плектруда произнесла свое первое слово в положенный срок, и слово это было «мама».

Клеманс пришла в восторг. Дени, посмеиваясь, заметил ей, что обе их старшие дочери – как, впрочем, и любой ребенок на свете – тоже сначала сказали именно «мама».

– Ну, нашел с чем сравнить! – воскликнула Клеманс.

В течение долгого времени «мама» было единственным словом Плектруды.

Подобно пуповине, оно служило ей надежной связью с окружающим миром. Она сразу стала выговаривать его необыкновенно четко, с правильным ударением, в отличие от других младенцев, которые поначалу лопочут «ма-ма-ма».

Она произносила его нечасто, но уж если произносила, то делала это с торжественной отчетливостью, сразу привлекавшей внимание. Можно было поклясться, что девочка сознательно выбирает самый подходящий момент, желая добиться наивысшего эффекта.

Клеманс было шесть лет, когда родилась Люсетта, и она прекрасно помнила младшую сестренку новорожденной, годовалой, двухлетней и так далее. Поэтому тут сомневаться не приходилось:

– Люсетта была самым обычным ребенком. Она часто плакала, иногда вела себя, как ангел, иногда невыносимо капризничала. Но в ней не было ничего выдающегося. Плектруда совершенно на нее не похожа: молчалива, серьезна, вдумчива. Сразу видно, какая она умная.

Дени ласково подшучивал над женой:

– Перестань делать из нее божество. Она очаровательная малютка, вот и все.

И, расчувствовавшись, поднимал Плектруду высоко над головой.

Прошло довольно много времени, прежде чем Плектруда произнесла второе слово – «папа».

На следующий день, вероятно из чисто дипломатических побуждений, она сказала «Николь» и «Беатриса». Ее выговор был безупречен. Она говорила, как ела, с той' же философской дотошностью. Каждое новое слово требовало от нее не меньше сосредоточенности и размышлений, чем новая пища.

Заметив у себя в тарелке какой-нибудь незнакомый овощ, она указывала на него пальчиком и вопрошала Клеманс:

– Это?…

– Это порей. Порей. Попробуй, какой он вкусный.

Плектруда не менее получаса внимательно разглядывала кусочек в ложке. Подносила к носу, нюхала и снова долго изучала.

– Ну вот, все уже остыло! – огорченно говорил Дени.