Книга Две невесты - Кристин Лестер

Толстые стены хорошо глушили звук, но раскрытые окна выдавали все тайны. Она не стала прислушиваться к разговору, стараясь сосредоточиться на своем. Не получалось. Люсьена раздражала ее самим фактом своего присутствия за стеной. Самим фактом своего существования.

Сильвия подошла к окну, выходящему на другую сторону, и оперлась на подоконник обеими локтями, вдыхая аромат июльских диких цветов. Старые, рассохшиеся ставни хранили запах солнца и детства. Сильвия вздохнула, подавив в горле неожиданный спазм: она любила эти места больше всего на свете! Она выросла здесь, у старушки Сиси, которая приходилась маме какой-то дальней родственницей и всегда берегла для их семьи именно этот домик, именно эту половинку, эти три комнатки.

Сама старушка испокон веку сдавала домики внаем, чем, собственно, и зарабатывала на жизнь. Всего на участке было три строения, не считая хозяйственных. В домике поменьше жила сама хозяйка частного пансионата, а остальные два делились на «номера», каждый домик — пополам.

Сейчас вокруг было тихо и пусто, сезон только начался, следующих гостей Сиси ожидала лишь через месяц. Но через месяц Сильвия, ее отец, Людвиг и Люсьена уедут отсюда. Кто в Нью-Йорк, кто в Париж…

Сильвия вздохнула. Ей не хотелось никуда уезжать. Хотелось, как в детстве, просидеть тут все каникулы, а в конце августа вернуться в город, чтобы готовиться к школе. И не возвращаться в Нью-Йорк. Она вообще не любила Нью-Йорк.

Внизу плескалось море. Оно успокоилось вместе с ветром и теперь тихо перекатывало волны, разворачивая их на песке, словно ладони. Может, сбегать искупаться? Нет, вода еще не прогрелась — всю неделю стояли холода…

Сильвия вдруг почувствовала себя ужасно одинокой без мамы и несправедливо, просто чудовищно обделенной жизнью. Она злилась на Люсьену (хотя честно не понимала за что), она злилась на себя, она злилась на Людвига, и даже на отца. Нужно спать. Нужно просто лечь и уснуть. Только почему так тошно от мысли, что за стенкой что-то весело рассказывает эта посторонняя женщина?

Неужели это и, правда, ревность? Неужели отец прав? В сущности, зачем она ему ломает жизнь? Маму не вернешь, а эта традиция семейного отдыха, которую они в последние годы соблюдали скорее для проформы, чем по искреннему желанию, скоро отойдет в прошлое, как и все воспоминания. Может, отцу так будет лучше, может, он будет счастлив с Люсьеной.

Да. Нужно извиниться.

Сильвия решительно вышла из своей комнаты, пересекла холл и остановилась под дверью отца. Несколько секунд подумала, прежде чем робко постучать.

— Входи, я не сплю.

Она вошла. Шумно вздохнула и с размаху села на кресло.

— Вот.

— Я понял.

— Я пришла, чтобы вот.

— Ну, хорошо, что пришла.

— Ты, в общем, меня прости. Это, правда, не мое дело, к тому же…

— Да я уже простил.

— Хорошо.

Ее душили слезы. Хотелось разрыдаться у отца на плече, таком родном, пахнущем детством и… таком чужом, потому что теперь к нему имеет право прислоняться и Люсьена… Снова Люсьена! Сильвия проглотила слезы и заговорила сдавленным голосом:

— Ты можешь делать что хочешь, не слушай юную дурочку. Все это, конечно, бред. Вы можете жить где угодно и делать все, что угодно.

— Спасибо, дочка.

— Папа, я тебя очень люблю. И я хочу тебе добра. — Она тяжело вздохнула. — И уж если тебе лучше с Люсьеной… Значит, тому быть.

— Спасибо. Ты тоже на меня не обижайся. На самом деле про этих мальчиков… я зря сказал.

Она махнула рукой и натянуто рассмеялась:

— А! Мальчики — чепуха! Я завтра хоть дюжину привезу из Сета, чтобы было не скучно.

— Дюжину? Где это тебе удастся столько набрать?

— О, это совсем не сложно, ты меня знаешь.

— Ну что ж, хотел бы я на это взглянуть. Мадам Сиси будет в шоке.

Оба рассмеялись. Сильвию не покидало чувство фальши происходящего. Хорошо, что она пошла извиняться. Плохо, что они оба говорят неискренне. На самом деле в этот момент ей хотелось задушить Люсьену.

Она еще раз попрощалась с отцом и ушла к себе. А потом долго лежала в постели и беззвучно плакала, уткнувшись в подушку.

В соседнем домике погасло окно. Старушка Сиси осталась лежать, задумчиво глядя в темноту. Она многое знала и о многом молчала. Зря Ник и Сильвия наговорили сейчас друг другу столько неприятного. Девочку-то можно понять: бесится от ревности, до сих пор любит маму. А вот если бы Ник хоть раз поинтересовался у нее, у старухи, как на самом деле жила его любимая Жозефина, то был бы очень удивлен. А вот если бы он хоть раз услышал, что обсуждают по утрам Людвиг с Люсьеной, то был бы просто шокирован.

2

Утро пришло солнечное и свежее. От ночной непогоды не осталось и следа. Сильвия села на кровати, свесила ноги и на несколько минут замерла, закрыв глаза и прислонив ступни к теплымдоскам на солнечном квадрате пола. Доски были некрашеные, посеревшие от времени и навсегда впитавшие в себя запах солнца, который напоминал ей теперь запах кварцевых ламп.

Как хорошо. Какое блаженство… Не хочется думать о сегодняшнем дне и о завтрашнем — тоже. Хочется сидеть и вспоминать. Вспоминать детство, маму, веселые утренние тропинки между корявых сосен, сбегавшие к самому морю, редкие сиреневые цветы, которые росли только в здешних местах, красную землянику под ногами, растущую прямо на дороге, так что, если идти босиком, можно почувствовать, как под пятками лопаются сочные ягоды… А еще — пение птиц, влажную росу, робкий, ласковый плеск волн о мелкие прибрежные камешки, все запахи соснового леса и моря…

Именно в пору глубокого детства Сильвия навсегда полюбила утро и стала считать его самым лучшим и самым важным временем суток. Потому что знала: в этих волшебных минутах между пробуждением и завтраком заложен весь успех грядущего дня.

Сейчас тоже нужно правильно настроиться. Она умылась, расчесала волосы, в очередной раз подумав, не отстричь ли их по плечи, чтобы не было так жарко, но махнула рукой и вышла на крыльцо!

Удочек и рыболовного сундука на месте не было.

— Значит, все-таки уплыли, — пробормотала она скорее радостно, чем озадаченно.

Ей не хотелось сейчас встречаться с отцом. Буря чувств, вызванная вчерашним разговором, еще не до конца улеглась в ее сердце, и даже казалось, что где-то в груди, чуть повыше солнечного сплетения, до сих пор надсадно болит.

Неужели из-за Люсьены? Сильвия встряхнула головой, отчего волосы снова рассыпались по плечам. Нет, не из-за Люсьены, а из-за глупой ревности! И не нужно плохо думать об этой женщине. Если отцу с ней хорошо, то, значит, так и надо. В конце концов, пусть живут, пусть женятся, пусть…

Сильвия вдруг резко развернулась и зашагала к их с Людвигом крыльцу. Кто-то внутри нее отчаянно кричал: «Остановись! Не делай этого!», но она шла, упрямо наклонив голову и чуть выставив вперед правое плечо, словно рассекая невидимую преграду. Сейчас она все скажет этой женщине! Сейчас она задаст ей все вопросы в лоб и прогонит из своей семьи! Пока нет отца и Людвига, никто не сможет им помешать.