Книга Зародыш мой видели очи Твои. История любви - Сьон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, малыш Зигфрид, что за ерунду несет этот тип?
– Он рассказывает мне о звездах.
– Ну, хватит об этом, теперь нам пора домой.
– А в слонах? В слонах тоже есть демоны?
– Идем, тебе сказано!
– В слонах, наверное, не борьба, а целая война идет!
– И в моем ремне тоже?
– Ой, точно!
– ИДЕМ!
Раб остался у хижины, а мужчина, взяв мальчика за руку, повел его к воротам. Постовые, отдав честь, выпустили их наружу, а раб так и стоял, наблюдая, как отец и сын уселись в отполированный до блеска «Мерседес-Бенц» и скрылись из вида.
* * *
– Мари-Софи?
– Что?
– Можно мне с тобой поговорить?
– Можно.
– Ты здесь одна.
– Да, совсем одна.
– Все укрыто тьмой.
– Да, мне видно это из моего мансардного окошка: нигде ни звездочки.
– Я осмотрел всю землю: все спят.
– Все, кроме меня.
– Ты тоже спишь.
– Но я же читаю книгу!
– Нет, ты спишь.
– Я сплю? О, Боже! И свечка горит?
– Да, горит. Так же, как и ты будешь гореть…
– Ну и влетит же мне! Дом-то старый, заполыхает – ахнуть не успеешь!
– Я присмотрю за свечкой.
– Спасибо!
– В наши дни трудно найти, с кем поговорить, никто больше не видит снов, города погружены во мрак, единственный признак жизни – человеческое дыхание, что исходит от домов холодными зимними ночами. Но потом я заметил тебя, тебе снился сон – так я тебя и нашел.
– Мне снился сон? Мне ничего не снилось! Тебя просто привлек свет в моем окне! Боже мой, я же забыла закрыть ставни! Мне нужно проснуться! Скорей разбуди меня, кто бы ты ни был!
– Можешь называть меня Фройде.
– Это не ответ! Разбуди меня!
– Я ангел западного окна – твоего окошка, что выходит на крышу. Я уже затемнил его, тебе не нужно ни о чем беспокоиться!
– Так ты у меня в комнате?
– Да, я всегда в твоем окошке… На твоем окошке…
– Хорошенькое дело! Мне вообще нельзя впускать к себе по ночам гостей мужского пола! А ну убирайся поскорее, иначе нам обоим крышка. Инхаберина [3], жена хозяина, уж очень строга по части нравственности.
– Ну я не совсем мужского пола…
– Да какая разница, достаточно того, что голос у тебя низкий! Давай проваливай!
* * *
Раб вернулся в хижину к товарищам-рабам, надсмотрщикам и расставленным на полках глиняным соколам. Те пристально взирали на своих создателей – бритоголовых мужчин, лепивших их из черной глины. Внутри хижины было жарко, ведь таких свирепых птиц нужно закалять в гигантских печах, где белое пламя могло свободно облизывать их расправленные крылья и растопыренные когти.
Раб молча принялся за свою работу: он наносил на соколиные глаза крошечный мазок желтой краски, перед тем как птицы отправлялись обратно в огонь.
* * *
– Нет, я не уйду, я не могу уйти!
– Тогда заткнись и дай уставшей трудяжке поспать.
– Но мне скучно!
– Я же не аттракцион для скучающих ангелов!
– А что тебе снилось?
– Вот так вопрос! Ты же только что сказал, что тебя привлек сюда мой сон!
– Да, но ты должна мне его рассказать.
– Я не привыкла делиться с посторонними всякой ерундой, которую вижу во сне.
– Но я не посторонний, я всегда с тобой!
– Назваться можно кем угодно! Хоть ты и торчишь здесь, на моем окне, и считаешь, что мы с тобой знакомы, я-то тебя знать не знаю. Может, ты какой развратник и ошиваешься тут, чтобы меня обрюхатить?
– Ну, ты это… спокойно…
– Нечего тут «спокойно», тоже мне святоша нашелся, будто никто из ваших никогда на женщину не зарился!
– Хммм…
Девушка ворочается во сне, книга выскальзывает у нее из рук, но ангел успевает подхватить ее над самым полом и, открыв наобум, пробегает глазами по тексту.
– Мари-Софи!
– Что?
– Я вижу здесь, на левой странице, что раб уже сделал подкоп под стеной вокруг лагеря. Давай я прочту тебе это место, может, тогда ты вспомнишь, что тебе снилось?
– О, Боже, читай уж! Хоть чушь нести перестанешь!
* * *
Когда его голова высунулась из подкопной ямы, над белесым полем пролетела ворона, прокаркав:
«Krieg! Krieg!» Он нырнул обратно в яму, а еще через мгновение на ее краю появилась небольшая дорожная сумка и розовая шляпная коробка с черной крышкой.
* * *
– Это не похоже на то, что я читала!
* * *
Выбравшись на поверхность, он вдохнул полной грудью. Ночь над полем была бодряще свежа, и даже не верилось, что это тот же воздух, что зловонным маревом висел над оставшимся за его спиной селищем смерти.
* * *
– Нет, это совсем не похоже на мою книгу!
– Но ведь это тебе снилось!
– А вот и нет – я читала любовный роман!
– Когда ты заснула, история продолжилась в твоем сне и стала развиваться в новом направлении. Я прочитал всю книжку от корки до корки, и это ее новая версия, слушай:
* * *
Но ему нельзя забываться в своих размышлениях о небе, ведь он в бегах… Осторожно подняв с земли шляпную коробку, он пристроил ее слева под мышкой, взялся за ручку сумки и направился в сторону леса. Он уходил…
* * *
– Вот-вот! И тебе следует сделать то же самое!
– Но он направляется сюда!
– И что с того? Тем, кого я вижу во сне, не возбраняется приходить ко мне в гости. А ты иди и найди себе другую книжку, чтобы заснуть над ней!
– Спокойной ночи, Мари-Софи!
– Спокойной ночи!»
II
2
«Гавриил гордо возвышался над континентами, его божественные стопы попирали Гренландский ледник на севере и Иранское нагорье на юге. Льнувшие к лодыжкам облака покачивали длинный подол хитона, скрывавшего под собой светлейшие ноги и всю благословенную ангельскую плоть. Его грудь перетягивала благородного серебра перевязь, на плечах красовались огненно-синие эполеты, а чýдную голову окутывал полумрак – чтобы россыпь лучезарных локонов не превращала ночь в день. Лик ангела был чист, как свежевыпавший снег, в глазах горели полумесяцы, вспыхивавшие истребляющим огнем при малейшем диссонансе ангельского сердца, на губах играла леденящая улыбка».
«Вот это верный портрет ангела!»
«Нежнейшие, как пух, пальцы Гавриила мягко тронули музыкальный инструмент – усыпанную драгоценными опалами трубу, что висела на его шее на розовом ремешке, сплетенном из собранных на Елисейских Полях горных маков. Ангел
