Книга Тьма над Петроградом - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Перед отъездом я рекомендовал вас мэтру Ленуа, –снова начал Аркадий Петрович. – Вы работаете у него в конторе?
– Работал… некоторое время, – нехотя ответилБорис, – потом настали тяжелые времена, и мэтр уволил половину служащих.
– Куда же вы устроились?
– Так… немного пописываю в одну русскую газетку… платятмало и нерегулярно… еще у генеральши Зубовой… у генерала отнялись ноги, и явожу его в кресле на прогулку… Да и то эта работа, кажется, скоро сойдет нанет…
– Что же случилось? – участливо осведомилсяГорецкий.
Борис допил вино из бокала и ответил, криво усмехаясь:
– Племянница генерала… она захотела брать у меня урокимузыки.
– Музыки? – От удивления Аркадий Петрович таксильно взмахнул руками, что у него слетело пенсне. – Музыки? Но ведь вы,насколько я помню по Константинополю, играете, конечно, на фортепиано, но ненастолько хорошо, чтобы давать уроки. Или племяннице генерала все равно? –прищурился Горецкий. – Хоть фортепиано, хоть латынь, хоть греческий, хотьтанцы?
– Вы угадали, – вздохнул Борис, – не смотритетак осуждающе, я сам себе противен. Здоровый, крепкий мужчина, пробавляюсьмелкими заработками, инвалида в кресле вожу…
– Вы обязательно должны закончить курс, – строгозаговорил Горецкий, – иначе так и будете перебиваться…
– Да кто вам сказал, что, прослушав лекции в Сорбонне,я смогу найти себе работу? – Борис повысил голос: – В стране ужасноеположение, хорошо живут только те, кто сумел нажиться на войне.Ветеранам-французам платят крошечную пенсию, простой народ озлоблен, а тут ещемы, русские, свалились им на голову со своими проблемами!
– Выпейте еще и успокойтесь, – примирительнозаговорил Горецкий, – не все так плохо.
– Понимаете, выяснилось, что я совершенно ничего неумею делать в мирной жизни, – начал Борис более спокойно, – только воевать,выпутываться из опасностей, выживать…
– И соблазнять молоденьких девушек, – смеясьввернул Горецкий. – Кстати, племянница генерала очень хорошенькая?
– Если бы вы ее видели, вы бы не спрашивали, –буркнул Борис, – и вообще, дело совершенно не в этом!
– Право, не нужно сердиться, Борис Андреич, думаю, чтоскоро для вас наступит хорошая полоса, – заговорил Горецкий, как толькоофициант убрал пустые тарелки. – А я сейчас вас порадую. Только что явернулся из Брюсселя, но до этого заезжал в Берлин.
– Вы видели Варвару? – встрепенулся Борис.
– Разумеется, и передал им с Петром подарок ксвадьбе, – улыбнулся Аркадий Петрович.
Венчание сестры состоялось в Берлине три месяца назад. Борисне смог приехать, совершенно не было времени, но зато он послал сестре вседеньги, что у него были, с наказом обязательно купить белое платье и фату, ичтобы все было по правилам…
– Я привез вам письмо от сестры и вот. – Горецкийположил на стол фотографию.
Борис схватил ее и впился глазами. Свадебный снимок. Варя вбелом платье, все как полагается, Петька держится молодцом, крепко стоит наногах, никто и не поймет, что у него протез.
– Кроме этого, Варвара Андреевна просила меня ещепередать на словах, что она умоляет вас не присылать им больше денег. Оначувствует, что вы тут бедствуете, вам нужно устраивать свою жизнь, а у них какраз все более-менее наладилось. Она работает в клинике профессора Герхарда,мужу тоже обещали работу.
«Муж? – Непривычное слово резануло слух. – Какоймуж? Ах да, Петька теперь Варин муж…»
– Они – моя семья, – сказал Борис, не отрывая глазот фотографии, – кроме них, у меня никого больше нет…
Принесли заказанную пулярку. Борис спрятал непрочитанноеписьмо в карман и посмотрел на Горецкого в упор:
– Что ж, выкладывайте ваше предложение. Ведь не простотак вы кормите меня обедом. Откровенно говоря, я сейчас в таком положении, чтосоглашусь на все, что угодно.
Однако деловой разговор Аркадий Петрович начал только закофе.
– Не скрою, Борис Андреевич, что имею на вас некоторыевиды. Не скрою также, что дело, которое вам поручат, очень опасное. Однакопрежде чем спрашивать вашего согласия, я должен хотя бы немного ввести вас вкурс этого дела.
Горецкий незаметно огляделся по сторонам. Хозяин стоялдовольно далеко и не мог слышать ни слова из их разговора. Официант сновакуда-то испарился. Пожилая пара расплатилась и ушла, в зале не было ни души,кроме них двоих. Борис подумал, что Горецкий зря волнуется. Он прекрасно зналпривычки бывшего полковника – не посещать рестораны, куда ходят русские, повозможности не жить в гостиницах, а снимать частное жилье, причем тоже встороне от тех мест, где проживают соотечественники. Полковник Горецкий нелюбил быть на виду, и теперь, когда вышел в отставку, его привычки неизменились.
– Бросьте, господин Горецкий, ваши секреты! –вполголоса весело сказал Борис. – Мы здесь одни, потому что тот надутыйтип, хозяин этого заведения, ни слова не понимает по-русски. Что нужно делать?Куда ехать? В Европу? Готов хоть в Америку!
– В Россию, – тихо сказал Горецкий.
– Что? – Борис поперхнулся кофе. – Я неослышался? Вы предлагаете мне ехать в Россию? Неужели вы теперь работаете наРОВС[1]? Не вы ли в Константинополе твердо заверили меня, что ничегообщего не будете иметь с этими спасителями России? Мы сражались с Советами вчестном бою и проиграли, говорили вы, так что следует как можно скорее признатьсвое поражение и оставить надежду на возвращение в Россию. И не устраиватьбандитских налетов на деревни и диверсий на заводах и фабриках, тем более что вСовдепии, насколько я знаю, больше восьмидесяти процентов промышленныхпредприятий не работает.
От непривычно сытного обеда и вина Борис слегка опьянел,поэтому и говорил так резко.
– Успокойтесь, Борис Андреевич, – строго сказалГорецкий, – не следует кричать.
– Я не узнаю вас, полковник! – сказал Борис тономниже.
– Я больше не полковник, – напомнилГорецкий, – и вы больше не поручик. Я беседую с вами сейчас как частноелицо. В данном случае я вообще выступаю только как посредник. Итак, выпозволите изложить вам суть?
Борис кивнул. Горецкий не спеша раскурил трубку и начал:
– Видите ли, голубчик, вы совершенно правы в своемудивлении. Должен вам сказать, что я от своих константинопольских слов неотступаюсь. И не имею никаких дел со всеми этими обществами по спасению России.Считаю, что все это одна говорильня, а что касается господ из общевойсковогосоюза, то их борьба с ГПУ вряд ли закончится успехом. Теперь дальше. Ужпростите великодушно, друг мой, но не всем так повезло, как вам. Я имею в виду,что двое близких вам людей находятся в Берлине в самом добром здравии. Вы самитолько что сказали, что они – вся ваша семья. В России у вас никого неосталось.