Книга Пиранья. Жизнь длиннее смерти - Александр Бушков

– Чем кончилось, не спрашиваю, – возбужденно сказалЛаврик. – Ребят мы уже подобрали, вместе с миной. И опять, головупрозакладывать можно, ни маркировки, ничего подобного…

– А ты чего ждал? – устало спросил Мазур. –Жирного штампа «Ю Эс Нэви» и инвентарного номера?

– Да ничего я не ждал. Обидно просто, что никогда никакихулик. Сигаретку дать?

– Давай, – сказал Мазур, стягивая черные резиновыеперчатки. – Ну, ни хрена не попишешь… Не те мальчики, чтобы уликиоставлять. Мы их тоже сроду не оставляли.

– Я и говорю, ты у нас молоток, – сказал Лаврик,затягиваясь нервными рывками. – Ни единой царапинки у своих и одни жмурикиу противника.

– А то, – сказал Мазур, бездумно глядя на сиявшее подаравийским солнцем море и оскалившись в усталом подобии улыбки. – Мытакие: бронепоезд пропьем, но Родину не продадим…

Морпехи искоса поглядывали на него с профессиональнымуважением, и это, как ни крути, было приятно. Мотобот на всех парах, если такможно выразиться, приближался к судну обеспечения – минному тральщику типа«Аквамарин», в своей прошлой жизни, совсем недавно, именовавшемуся«Торпедистом». В жизни нынешней, вот уже месяц, тральщик, изменивший имечкоподобно профессиональному шпиону, звался «Блыскавица», что на польском наречииозначало «молния». И на корме у него развевался не бело-синий флаг доблестногосоветского военно-морского флота, а бело-красная бандера с белым ореликом вкрасном щитке, возвещавшая всему миру, что судно, никаких сомнений, принадлежитпольской «маринарке военней», быть может и не такой доблестной, но не в примерболее гонористой, ясное дело.

Никаких поляков, разумеется, и близко не было –просто-напросто, кропотливо доводя секретность до всех мыслимых и немыслимыхпределов, могучий старший братец прикрылся вымпелом младшего собрата поВаршавскому договору, попросту поставив последнего перед фактом. Ничегоудивительного или такого уж оригинального – подобное уже не раз случалось, а«вероятный противник», надо уточнить, сам давненько использовал те жеприемчики, благо безропотными союзниками по всевозможным блокам тоже располагалв избытке.

– Лодки? – жадно спросил Лаврик, подсовывая Мазурузапаянную в полиэтилен маломасштабную карту.

– Две штуки, – сказал Мазур, отбросив минутнуюбеззаботность. – Висят на границе слоев. Вот здесь, – ткнул он вполиэтилен кончиком протянутого карандаша. – Нам бы магнит какой-нибудьфантастический, чтоб выдернуть с глубины тепленькими.

– Размечтался… – грустно сказал Лаврик, пялясь вкарту. – Нету у нас волшебного магнита… и хрен с ним. У нас и без негокой-чего имеется.

Мазур проследил за его взглядом, исполненным охотничьегоазарта. В той стороне, примерно в миле от мнимого «поляка», виднелся длинныйхищно-изящный силуэт эсминца «Маршал Ворошилов» – выступавшего, в отличие оттральщика, под своим изначальным флагом. Характерный силуэт с двумя решетчатымибашнями и вертолетом на корме.

– Ага, – сказал Мазур, нахмурясь. – Будем, сталобыть…

– Приказ командования, – ответил Лаврик, мгновенноподобравшись и хищно щурясь. – А что, любоваться на них прикажешь?

– Да нет, к чему? – произнес Мазур все так же медленнои серьезно. – Они пакостят, а мы на них любуйся? Ни хрена подобного… А чтонасчет «ястреба»?

– Куда он денется? – досадливо поморщился Лаврик, шарявзглядом по небу, прикрывая глаза ладонью. – Во-он, поганец, кружит… Ну, ипошел он по тому же адресу..

Мазур проследил за его взглядом. Ну да, конечно. В лазурныхнебесах, не обремененных ни единым облачком, высоко-высоко кружил аэроплан, вкотором опытный глаз моментально опознавал американский «Орион». Ну, ничего неподелаешь: нейтральные воды, ничьи небеса, имеет право, соглядатай чертов.

Уже не обращая ни на кого внимания, Лаврик присел накорточки над стоявшей на банке рацией, вмиг напялил наушники и возбужденнозатараторил что-то в микрофон – выкрикивая сплошную цифирь, один лишь раз помянув«квадрат» и дважды «сектор».

Действие это возымело моментально – красавец «Ворошилов» непозднее чем через полминуты снялся с места и малым ходом двинулся на зюйд-ост,к той самой точке, где на водяной подушке расположились две крохотныесубмарины. И очень быстро над Красным морем разнесся утробный грохот – рявкнулизалпом бомбометы эсминца, оба двенадцатиствольника, и две дюжины дымных струйкрасиво выгнулись над морской лазурью, противолодочные снаряды в фонтанах брызгворвались в воду. С похвальной быстротой «Ворошилов» дал второй залп, за ним –третий. Для военного человека зрелище было самое приятное – особенно еслиучесть, что зритель сам был частичкой той махины, что наносила удар. Бомбырвались на глубине, взметая скопище белопенных фонтанов, вода кипела иклокотала, как, должно быть, в легендарные времена Великого Потопа, – иМазур, к сантиментам ничуть не склонный, все же поддался на миг чему-то вродепрофессионального сочувствия, представив последние минуты тех, на глубине. Вневсякого сомнения, для тех и в самом деле настали последние минуты. Пережить тризалпа на не столь уж большой глубине, пребывая в неподвижности… Нет, не было уних ни единого шанса. Гаснет свет, трещат переборки, лопается корпусхлипконькой, почти игрушечной субмаринки, соленая вода врывается внутрь, валя сног, захлестывая.

Мазур невольно передернулся – и отвернулся от белопеннойкипени разрывов, по какой-то странной ассоциации напомнившей ему цветущийчеремуховый сад. Что поделать, такова селяви, таковы суровые мужские игры насвежем воздухе. В конце концов, их сюда никто не звал, не дети малые, знали, начто шли…

– Кранты, а? – спросил Лаврик, отрешенно глядя в тусторону уже без тени азарта или торжества.

Вопреки расхожим штампам, Лаврик, даром что особист, был неиз «береговых сусликов», немало помотался по свету отнюдь не мирным туристом ичастенько рисковал башкой бок о бок с Мазуром. Так что многое о жизни понимал,и мысли его наверняка шли тем же курсом.

– Это уж точно, – сказал Мазур хмуро. – Полные изаконченные кранты. Звиздец, выражаясь интеллигентно…

Рулевой выполнил лихой разворот, и мотобот аккуратненькоподошел к заслонившему для них солнце борту тральщика. Оттуда уже сбросилиштормтрап, и Лаврик первым полез вверх с проворством бандерлога.

Мазур поднялся следом столь же сноровисто, радуясь в душе,что щеголяет сейчас в гидрокостюме, который нет нужды приводить в порядок, какэто обычно делаешь с мундиром перед тем, как предстать пред грозные очиначальства.

Начальство не заставило себя ждать, встретив у самого борта.На сей раз оно предстало в облике невысокого, крепко сбитого индивидуума летпятидесяти, со сварливой щекастой физиономией, в которой было что-то неуловимобульдожье. На плечах у него красовались черные погоны с золотыми полосками –знаки различия польского командора, примерно соответствовавшего советскомукаперангу На самом деле, как легко догадаться, это опять-таки был не гордыйморской лях, а контр-адмирал Адашев – возглавлявший и руководивший, облеченныйдоверием и наделенный нешуточными полномочиями. Если без красивостей, именнотот, кто по военно-секретной линии возглавлял здесь подводный отпор проискамимпериализма и согласно уставу был для Мазура пока что царем и богом.