Книга Жертва - Даниэль Зеа Рэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Девять».
– Держите же ее!!! – закричал реаниматолог. – Вену потеряли!!!
– В этой больнице вообще есть хоть один хренов хирург?! – прокричала я и снова навалилась на женщину всем телом.
– Этот хренов хирург уже здесь, – совершенно спокойным тоном ответил мужчина, вбежавший в ремзал в одноразовом халате поверх своей повседневной одежды.
Он навалился на трясущееся тело рядом со мной.
«Восемь».
– Да, выруби ты ее, наконец! – прокричал хирург и с силой прижал несчастную к столу. – А это кто? – он в упор уставился на меня.
– Сказала, что травматолог, – пояснил реаниматолог.
«Семь».
– Райот?!
– Послушница! – прошипела я в ответ, и получила от пострадавшей рукой по лицу.
Удар, надо сказать, был что надо. Даже в глазах потемнело.
«Шесть».
– Ты еще с нами? – спросил хирург и слез с обмякшего тела вместе с медсестрой.
– Я? Да, вроде.
– А вот пациентка вряд ли, – заметил реаниматолог.
«Пять».
– Так, что у нас здесь! – тут же оживился хирург, осматривая живот пострадавшей.
– Сбитая, – докладывал реаниматолог. – Шок 3-4. Субдуральная гематома, множественные переломы ребер слева, гидроторакс слева, разрыв селезенки, таз и «открытое бедро» слева.
– Вызывайте нейрохирурга, – отчеканил хирург.
– Он занят! – ответила медсестра. – Тут четверых привезли! Вся дежурная бригада в операционных!
– Ты плевральный дренаж «поставил»? – спросил хирург, обращаясь к реаниматологу.
– Она, – тот кивнул в мою сторону.
«Четыре».
– Стелла, что с оперблоком? – спросил хирург.
– Я не знаю! Сигнал подала, а что они там организуют...
– Пусть одна медсестра размоется и откроет плановый блок.
Хирург отошел от стола и обратил взор на электронную панель сканера:
– Кто сканировал?
– Я, – прозвучал мой голос.
– Параметры неверно ввела. Легкие и сердце практически не визуализируются.
– Я с этим сканером в первый раз работаю, – оправдывалась я.
– Ты не ввела корректировку на возможные повреждения грудной клетки!
А вот это называется «здрасьте!» Я хотела было слово в свою защиту сказать, но меня опередил протяжный звуковой сигнал кардиомонитора.
– Остановка! – огласил реаниматолог. – Качайте!
«Три».
Хирург скрестил ладони и начал непрямой массаж сердца.
– Не «пробиваешь»! – прокомментировал реаниматолог. – «Выброса» практически нет.
– И вряд ли будет, если там тампонада, – ответил хирург.
– Крови в перикарде вроде бы не было… – заметила я.
– Откуда тебе знать, если сердца на сканах практически не видно? – заявил хирург.
«Два».
– Я пропунктирую перикард, и если…
– Тут и прямой массаж сердца вряд ли спасет! Нужно было параметры сканирования корректно вводить. У нее все признаки тампонады. Если бы ты ввела поправки на травму грудной клетки – увидела бы сердце. А увидела бы сердце, сейчас бы не гадала: вскрывать тебе грудную клетку этому полутрупу или оставить ее в покое.
– Вскрывайте, – едва слышно произнесла я.
– Сама вскрывай, если хочешь, – хмыкнул хирург.
Я решилась на это не ради женщины, лежащей на столе. Ей уже было все равно, точно так же, как и будет. Я сделала это для парня, ревущего в холле, ведь если эта женщина останется жива, пусть даже и в форме «овоща», он «пойдет» по статье «тяжкие телесные», а если она умрет – «убийство».
«Один».
– Открывайте набор для срединной торакотомии, – попросила я.
– Упертая, – покачал головой хирург.
«Ноль».
– Время смерти – восемь сорок две, – огласил хирург, убирая мою окровавленную ладонь с сердца женщины.
«Мои потери» пополнились новым именем, хотя, я даже не знала, как ее зовут. «Неизвестная в первый рабочий день», наверное, так я назову ее. Хотя, какая разница, если лицо навсегда останется в памяти?
Я отошла от стола и сняла с рук перчатки.
– Она умерла еще до того, как ты вскрыла ей грудную клетку, – произнес хирург.
– Кровь в перикарде была, – я покачала головой. – Если бы я ввела параметры корректировки…
– Пропунктировала бы сначала, а потом все равно бы вскрыла грудную клетку и потеряла ее. С такими травмами выживают единицы. Сегодня не ее день.
– И не мой, – прошептала я и вышла в коридор.
Здесь столпились люди. Откуда все они взялись? Врачи и медсестры молча расступались, уступая мне дорогу. Я стянула с себя окровавленный халат, обернулась и метнула его в ведро.
– Кто это? – шептались за спиной.
– Не знаю. Никогда раньше ее не видел.
– Она грудную клетку женщине вскрыла.
– Она?
– Эй, ты! – окликнул меня хирург.
Я остановилась и обернулась:
– Да?
Он выбросил халат в то же ведро, что и я, и махнул мне рукой:
– Иди за мной.
– Куда? – не поняла я.
– В перевязочную.
– Зачем?
Хирург поморщился:
– Слишком много вопросов задаешь.
– Там вещи мои остались.
– Потом заберешь.
Я пожала плечами и последовала за хирургом. Он завел меня в просторную перевязочную. Интересно, для чего?
– Ложись!
– Что, простите?! – не поняла я.
– У тебя рана на спине: надо клеить.
– Где? – я тут же изогнулась, в попытке узреть все своими глазами.
Хирург приподнял край моей окровавленной блузки и указал пальцем на глубокую резаную рану прямо на пояснице, из которой до сих пор сочилась кровь.
– Н-да… Хорошо я приложилась о стойку.
– Да, неплохо, – согласился хирург.
– Придется шить, – вздохнула я.
– У нас есть клей.
– У меня на него аллергия.
– Значит, тебе не повезло, – пробурчал хирург. – Да и мне тоже… – добавил он себе под нос.
Я, конечно же, услышала эту последнюю фразу, но осуждать его за нетерпимость не стала. Все же, заклеить рану проще, чем зашить. Таких, как я, с аллергией на «суперклей» немного. Сегодня этому хирургу не повезло: он будет вынужден затратить на мое лечение времени в три раза больше, чем собирался.