Книга Роботы и Империя - Айзек Азимов

— Час назад. Он звонил, и я взял на себя смелость…

— Ты? Кто он такой?

— Он работник Института роботехники, мадам.

— Подчиненный Калдина Амадейро?

— Да, мадам.

— Пойми, Жискар, мне совсем не интересно видеть этого Мандамуса или любого, кто связан с этой ядовитой жабой Амадейро. Если ты взял на себя смелость договориться о встрече от моего имени, то будь любезен позвонить ему и отменить ее.

— Если вы приказываете, мадам, и приказываете строго, то я попытаюсь повиноваться, но, может быть, не смогу. Видите ли, по моему суждению, вы нанесете себе вред, если откажетесь от этого свидания, а я не должен делать ничего такого, что может повредить вам.

— Твои суждения могут быть ошибочными, Жискар. Кто он такой, чтобы отказ от встречи с ним повредил мне? Может, он и работник Института, но для меня это ничего не значит.

Глэдия прекрасно понимала, что зря срывает злость на Жискаре. Ее расстроили известия о том, что Солярия покинута, и ей было досадно, что она искала в небе солнце Солярии, которого там не было. Правда, указал ей на ошибку робот Дэниел, но на него она не сердилась — Дэниел так походил на человека, что она бессознательно относилась к нему, как к человеку.

Внешность — это все. Жискар выглядел роботом и, значит, вроде бы не мог чувствовать обиды.

И в самом деле, Жискар никак не отреагировал на раздражение Глэдии. Впрочем, и Дэниел тоже не отреагировал бы.

— Я говорил, что доктор Мандамус — работник Института роботехники, — сказал Жискар, — но, возможно, он занимает высокое положение. В последние несколько лет он был правой рукой доктора Амадейро. Это делает его лицом значительным, и игнорировать его непросто. Доктор Мандамус не из тех, кого можно оскорбить, мадам.

— А почему, Жискар? Мне плевать на Мандамуса, а на Амадейро тем более. Я думаю, ты помнишь, что Амадейро в свое время делал все возможное, чтобы обвинить доктора Фастольфа в убийстве, и только чудом его махинации провалились.

— Я прекрасно помню, мадам.

— Это хорошо. Я опасалась, что за двести лет ты обо всем забыл. За все это время я не имела ничего общего ни с Амадейро, ни с кем-либо связанным с ним, и намерена продолжать такую политику. Меня не беспокоит, повредит ли это мне и каковы будут последствия. Я не желаю видеть этого доктора, кем бы он ни был, и впредь не назначай свидания от моего имени без спроса.

— Слушаюсь, мадам. Но не могу ли я обратить ваше внимание…

— Нет, не можешь, — отрезала Глэдия и повернулась, собираясь уйти.

Стало тихо. Глэдия сделала несколько шагов и услышала спокойный голос Жискара:

— Мадам, я прошу вас верить мне.

Глэдия остановилась. Почему он употребил это выражение? Она снова услышала давний голос: «Я не прошу тебя любить его. Я прошу тебя верить ему».

Она сжала губы, нахмурилась и неохотно вернулась.

— Ну, — мрачно сказала она, — что ты хочешь сказать, Жискар?

— Пока доктор Фастольф был жив, его политика господствовала на Авроре и других Внешних мирах. В результате народу Земли было разрешено свободно мигрировать на другие планеты, которые мы называем Поселенческими. Но доктор Фастольф умер, а его последователи утратили свое влияние. Доктор Амадейро исповедует антиземную точку зрения, и вполне возможно, что теперь восторжествует она и начнется мощная политика, направленная против Земли и Поселенческих миров.

— Пусть так, Жискар, но что я могу поделать?

— Вы можете повидаться с доктором Мандамусом и узнать, почему он так стремится увидеть вас, мадам. Уверяю вас, он страшно настойчив и требовал свидания как можно скорее. Он просил вас принять его в восемь утра.

— Жискар, я никогда ни с кем не встречаюсь раньше полудня.

— Я объяснил ему это, мадам, но он так хотел увидеть вас до завтрака, что прямо пришел в отчаяние. Я чувствовал, что важно узнать, почему он так расстроен.

— А если я его не приму, чем, по-твоему, это повредит лично мне? Не Земле, не поселенцам, а мне?

— Мадам, это может повредить Земле и поселенцам в дальнейшем заселении Галактики. Эта идея появилась в уме у полицейского инспектора Илайджа Бейли более двухсот лет назад. Вред, нанесенный Земле, будет осквернением его памяти. Разве я ошибаюсь, думая, что любой вред, нанесенный его памяти, вы примете как личный?

Глэдия вздрогнула. Уже дважды в течение часа в разговоре упоминался Илайдж Бейли. Землянин, проживший такую коротенькую жизнь, он давным-давно умер — сто шестьдесят лет назад, — но его имя все еще волнует ее.

— А почему вдруг это стало так важно? — спросила она.

— Не вдруг, мадам. Два столетия назад жители Земли и Внешних миров шли каждый своим путем и не конфликтовали благодаря мудрой политике доктора Фастольфа. Но существовала сильная оппозиция, и доктор Фастольф всегда противостоял ей. Теперь же, когда он умер, оппозиция стала еще сильней. Уход населения с Солярии еще увеличил ее мощь, и вскоре оппозиция стала главенствующей политической силой.

— Почему?

— Существуют явные признаки, что космониты теряют былую силу, и многие аврориане считают, что решительные действия надо предпринять сейчас или никогда.

— И тебе кажется, что мое свидание с этим человеком поможет воспрепятствовать этому?

— Да, мои ощущения именно таковы, мадам.

Глэдия помолчала. Мысль о том, что она обещала Илайджу верить Жискару, настойчиво лезла ей в голову.

— Ладно. Не думаю, что встреча принесет какую-нибудь пользу, но так и быть, увижусь с ним.

3

Глэдия спала, и в доме было темно — по человеческим понятиям. Однако дом жил, в нем двигались и работали, потому что роботы видели в инфракрасном свете.

Они приводили в порядок дом, приносили продукты, выносили мусор, чистили, полировали и убирали вещи, проверяли приборы, и, как всегда, несли охрану.

Ни одна дверь не имела запора, этого не требовалось. На Авроре не бывало преступлений ни против людей, ни против собственности, да и не могло быть, поскольку дома и людей всегда охраняли роботы, все это знали и одобряли.

Роботы-сторожа всегда были на месте.

Но они никогда не задерживали — именно потому, что всегда были здесь.

Жискар и Дэниел, чьи способности были гораздо выше, чем у других домашних роботов, не имели специальных обязанностей; они отвечали за работу остальных роботов.

В три часа они обошли лужайку и лесной участок, чтобы проверить, выполняет ли свои функции внешняя охрана и нет ли каких-нибудь проблем.

Они встретились на южной границе поместья и некоторое время разговаривали на своем сокращенном эзоповском языке. За десятилетия общения они привыкли понимать друг друга, и им не нужно было прибегать к сложностям человеческой речи.