Книга Невольница: его добыча - Лика Семенова

Внутри было сносно, особенно после того, как я откопала в песке старый ржавый люк, ведущий в уцелевшее нутро башни. Темно, но прохладно, не то что снаружи. Я включила походный фонарь и закрепила на стене. Сплошной песок… Круглое помещение со сводчатым потолком, посередине — огромный резервуар для воды, конечно, засыпанный песком. Я не могла представить, что он мог быть когда-то заполнен водой. Никто не мог. Даже старики не помнят генератор работающим. Но говорят, что когда-то, очень давно, в городе росли деревья, и была самая настоящая зеленая трава, которая растет теперь во дворце наместника под колпаками жидкого стекла. Мы с Лорой однажды залезли смотреть и чуть не попались дворцовой охране. Больше не лазали. Теперь здесь лишь красные колючки и пустынные ящерицы.

Я положила рюкзак на песок, достала кусок темадитового полотна, расстелила и села, поджав босые ноги. Сколько придется ждать? Эскадра Великого Сенатора уже месяц топтала Норбонн. Сколько еще? В голове билась шальная мысль, что может Лора права, и внимание высокородного лишь глупая случайность? Но что-то внутри, в самой груди, твердило о том, что эта встреча будет стоить многих бед. Об этом кричали его глаза, жесткая линия губ, его руки. На пустое место так не смотрят.

Или виной моя внешность? Да, Лора бросает это упреком, но я выгляжу, как чистокровная имперка. Слишком сложно не заметить высокую белокожую женщину с огненными волосами в толпе смуглых низкорослых блондинов. Я хотела бы быть похожей на маму, быть как все, а не вобрать все самое худшее от проклятого имперца-отца. Я ненавидела их всех. Они — настоящее зло этого мира. Порой мне казалось, что Элия мне не мать. Нет, она любила меня больше, чем любая, самая любящая на свете мать, но в ребенке должно отразиться хоть что-то. Во мне не было ничего. Даже жару я не научилась переносить как норбоннец. Моя кожа мгновенно обгорала на солнце, покрывалась красными пятнами и слазила кусками, организм требовал больше воды. Я бесконечно потела, в то время как кожа норбоннцев оставалась совершенно сухой и румяной, как корочка свежего золотистого хлеба.

Я порылась в рюкзаке, достала бутылку воды. Пользоваться дистиллятором не слишком хотелось — кому приятно пить собственную мочу, пусть и очищенную. Но никто не знает, сколько придется здесь просидеть. В любом случае, четырех фляг ничтожно мало.

Стоп.

Я вернулась к рюкзаку. Я отчетливо помню, что положила четыре фляги. Помню, потому что пересчитала их. В рюкзаке осталось две. Третья была у меня в руках. Где четвертая?

Я встала на четвереньки и принялась разгребать руками песок за рюкзаком — фляга наверняка выкатилась и ушла в песок под собственной тяжестью. Я давно сползла с подстилки и сидела по колено в прохладном песке, но не находила ничего, кроме камней и кусков старого железа. Может, все же было три?

Я вернулась на подстилку, отряхнула руки от песка. Надеюсь, Лора догадается принести сюда воды. Хотя надежды мало… Если Торн все же заберет ее — она забудет даже о том, что я вообще где-то существую.

Я отпила маленький глоток, плотно закупорила флягу и вернула в рюкзак, чтобы не растерять драгоценную воду. Руки похолодели: в рюкзаке было лишь две бутылки.

Я затянула все клапаны, обняла рюкзак и села, беспомощно оглядываясь по сторонам, прислушалась. Тихо, лишь легкий шелест песка, пересыпающегося под собственной тяжестью, и едва различимая песня продуваемых ветром камней, которая проникала сюда гулкой вибрацией. И стук моего сердца.

Лампа на стене давала не слишком много света. Выхватывала пятном мою подстилку и оставляла глубокие тени по углам. Фляги явно забрали, но кто? Я не верила в россказни о призраках песка и людях ветра — это сказки для детей. Мама всегда любила повторять, что нет ничего страшнее, чем другой человек.

Я вглядывалась в темноту, стараясь заметить хоть что-то. Наконец, увидела, как из угла справа отделяется черная тень.  Я надела сапоги и нащупала в голенище нож.

4.

Тень вышла из угла и замерла. Человеческая тень: я различала голову, корпус и тощие ноги. Я крепче ухватилась за рукоять ножа, готовясь выхватить его в любой момент:

— Ты кто?

— Зато я знаю, кто ты, — голос мужской: может, мальчишка, может молодой парень. — Ты торгуешь у Большой дюны.

Я поджала губы. По крайней мере, это кто-то из своих.

— Ты украл мои фляги.

— Не украл. Я пришел первым — потому это мое укрытие. Ты мне должна.

Внутри закипало возмущение, но я понимала, что ссориться — не самый лучший вариант.

— Хорошо, считай, что я с тобой поделилась.

Он вышел на свет: не самый рослый, не самый крепкий. Мальчишка лет семнадцати с редкой порослью на подбородке и копной нечесаных светлых волос.

— Я Клоп.

Я пожала плечами:

— Кличка что ли?

Он кивнул:

— Вроде того. У всех серьезных ребят должны быть клички. Иначе нельзя.

Грозная кличка — ничего не скажешь.

— Что ты здесь делаешь, Клоп?

— А ты?

— Прячусь.

— От имперцев?

Я кивнула.

— И я прячусь. Из-за долбанной эскадры не могу вылететь в Змеиное кольцо. Поймают — сразу загребут, я у них давно в базе.

— Зачем тебе в Кольцо? В сопротивление собрался? — я невольно усмехнулась.

— Чего смеешься? Может и собрался.

Я не сдержалась:

— Наверное, только тебя там и не хватает.

Он подался вперед, стараясь придать себе грозный вид:

— Между прочим, мой дядя Мартин — глава сопротивления в самом Сердце Империи. Захочу — он меня к себе возьмет.

— Серьезный, наверное, твой дядя, — я хмыкнула.

— Ну, так!

Наслушался мальчишка бредней идиотов — и наворотил дел. Сопротивление… Никто толком даже не знал, есть ли оно. Думаю, что нет никакого сопротивления. Имперцы не церемонятся — уничтожают все, что не угодно. Не так давно испепелили Лигур-Аас и вырезали королевскую семью. Высокородные лигуры ничем не уступают высокородным имперцам, разве что, не они здесь властвуют.

Я посмотрела на мальчишку, который все еще не решался подойти:

— А если нет никакого сопротивления?

— Ты совсем тупая?

Я пожала плечами — может и совсем.

Клоп, наконец, осмелел, подошел и сел рядом:

— А ты чего сюда приперлась?

— Спряталась, сказала же. Тоже жду, когда эскадра уйдет.

— От кого спряталась?

— Да тебе-то какая разница?

— Я тебе все выложил. Теперь ты выкладывай, а то сдам.

Я положила руки на согнутые колени и опустила голову: