Книга Бестиарий - Эль Бруно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне уже почти восемнадцать. К тому же, мы это в прошлый раз использовали, – сказала Саша. – А тебя и правда так расстраивает то, что я не люблю веселиться? – она подняла брови и посмотрела на маму обеспокоенно.
– Нет, конечно, – улыбнулась та. – Это же твоё право – развлекаться, как тебе хочется. Жаль только, что с фобией твоей всё так сложно.
– Мне тоже.
– Ну, не делай такое лицо. Ты же не виновата, – мама вытерла руки о полотенце. До сего момента она ловко мяла эластичный, большой кусок белого теста, от которого исходил теплый, сладкий запах.
– Кто знает. Я же не помню, – пробормотала Саша, рассматривая свои руки.
– Знаешь, что? Помоги-ка мне с фруктами. Нарежь их, а потом можешь собираться в клуб на день рождения, – решительно произнесла мама.
Обе непохожие, как огонь и лёд, они всё же прекрасно ладили. Саша – тонкая, с абсолютным отсутствием фигуры, внешне не привлекала к себе внимания. Лицо ее было выразительным из-за контраста чёрных волос и светлосерых, как пасмурное февральское небо, глаз под пышными ресницами, но всё портил большой лоб и слишком тонкий, широкий рот. К этому добавлялся по-мужски изогнутый нос, который не красит ни одну девушку. Временами она могла казаться почти симпатичной, но чаще слышала в свою сторону «ну и страхолюдина» от одноклассников. Саша привыкла к своей внешности, она не умела кокетничать и, несмотря на неплохое чувство стиля, оставалась невзрачной. Ее мать – пухленькая, изящная женщина с копной каштановых кудрей и большими, зелёными глазами, не была похожа на свою дочь. Саша больше напоминала отца – высокого, стройного, красивого мужчину. От него ей достался и нос, который очень ему шёл, и серые глаза, и чёрные, как уголь, волосы. Она часто думала, что лучше бы родилась мальчиком. В своей семье она была младшей, единственным интровертом с выраженной социофобией.
«Я должна ценить то, что у меня есть», – твердила себе она, как заклинание, каждый день.
Поэтому Саша изо всех сил старалась быть счастливой.
Она старалась дружить с своими подругами и лишний раз не расстраивать родных.
Их расстраивали её моменты откровенности. В эти периоды Саша менялась в лице, тон её становился нервным, и она задевала ненужные темы. О несправедливости происходящего в стране, о том, что где-то посадили невиновного, о конформизме в современном обществе. Родные же предпочли, если бы Саша являлась домой под вечер, пьяная в стельку и с засосами на шее. Это, как им казалось, являлось символами счастья любого подростка. Саша твердила, что это – символы отчаяния и ошибок, а родных беспокоило, что ей интереснее смотреть документальные криминалистические фильмы. И стопки тетрадей с конспектами об этом тоже их беспокоили. Лучше бы она коллекционировала бабочек. Лучше бы она плохо училась, была поглупее, но счастливее.
Родственники искренне желали ей только добра. Саша это чувствовала, но также чувствовала и неправильность этого «добра», только не могла догадаться, в чём она заключалась.
Она подошла к зеркалу в своей комнате. Саша нарисовала на веках тонкие, черные стрелки, которые сделали ее глаза выразительнее, а взгляд – острее, затем подняла наверх короткие волосы с помощью заколок, открывая тонкую, длинную шею – единственную несомненно красивую часть своего тела, не считая кистей рук. Она собралась за пятнадцать минут и получив в своё распоряжение до вечера несколько часов свободного времени, сосредоточилась на утреннем происшествии.
Пользуясь поисковиком, она узнала, что значили записи на санскрите.
«Аум трийамбакам йаджамахе сугандхим пушти вардханам урварукамирва бандханан мритйор мукшийя мамритат.»
Переводилось это примерно так:
«Поклонение Трехокому Господу, Шиве, Благоуханному, Несущему Благо! Разрушающий узы рождений и смертей, Да освободит Он нас от смерти ради Бессмертия!» «Речь идёт о разрушении колеса Сансары, – рассуждала Саша. – Человек, практикующий подобное вероисповедание, обычно не думает о самоубийстве, потому что оно полностью расходится с самой идеей веры. Если все же это – убийство на почве неконтролируемых эмоций, то кто и зачем мог сделать подобное? Разумеется, его можно легко поймать по горячим следам. Это точно уже сделали, не зря же в парке было целых две машины полиции.»
Саша перешла по адресу сайта, который был написан в блокноте и попала на довольно плохо сделанный форум любителей йоги. Она сразу решила посмотреть информацию об администраторах форума. Ими оказались две девушки, их имена скрывали псевдонимы.
«Либо сообщение о смерти я увижу тут завтра, либо в новостной ленте, – подумала Саша. – Таким образом, я проверю себя, ведь не исключено, что я ошиблась в самом начале, да и труп я лично не видела».
Она сделала ещё несколько записей в дневнике и закрыла его.
«Стоп! Что-то не так».
Она снова открыла на нетбуке перенесённые с телефона фотографии. Какое-то время Саша скрупулезно рассматривала почерк.
«Слишком сильный наклон строк вниз, заглавные буквы по размеру не отличаются от маленьких, нажим слабый. Она была подавлена и очень недовольна своей жизнью, но это – не всё. Почерк слишком ровный, аккуратный. Никакой небрежности. Каждая буква отчётливо понятна, словно она пишет для прописей. При этом буквы небольшие и плотно прижаты друг к другу. Она подавлена и замкнута в себе. В ней слабо развито чувство собственной индивидуальности. Мне сложно себе представить, что она искренне верит в слова молитвы, которая напечатана на листах бумаги».
Взглянув на часы, Саша поняла, что может опоздать. Она заставила себя прекратить анализ почерка и закрыла нетбук, опубликовав в закрытом сетевом дневнике обрывки своего отчёта для дальнейшей работы.
Саша оделась, еще раз взглянула на себя в зеркало и вышла из квартиры. Она спустилась по лестнице и хотела сообщить о своем уходе консьержке, но та сама окликнула её.
– Ты надолго уходишь?
– До полуночи или больше. Что-то случилось?
– Не… Поздно просто, – отмахнулась та нервно. – Ты же не одна?
– С подругами, – ответила Саша. – Не переживайте, всё будет хорошо!
– Ну, ладно, – она попробовала улыбнуться. – Ты только связи с родителями не теряй.
– Хорошо.
«Никогда не видела её такой встревоженной, – подумала Саша, выйдя из подъезда. – Странно, что она так переживает за меня. Она по-настоящему встревожена. Вероятно, у неё что-то случилось. Нужно будет её расспросить. Если я, конечно, вообще осмелюсь подойти к ней и задать вопрос. А я не осмелюсь, потому что у меня начнётся легкий приступ панической атаки».
Уже в метро Саша забыла о коротком диалоге с консьержкой.
* * *
«Мы за столиком недалеко от барной стойки», – написала Ася.
Саша заложила руки за спину, чувствуя лёгкие подступы ужаса. Пальцы ее дрожали. Людей было много, они черными, едва различимыми тенями, танцевали вокруг. Музыка оказалась очень приятной. Этот трек в стиле «ми-нимал» состоял из бархатных, глубоких басов, отдающихся эхом в самом центре грудной клетки, и лёгких мелодичных вставок. Музыка ассоциировалась у Саши с охотой. Казалось, что в толпе прячется хищник, и эта композиция была написана специально для него.