Книга Пластическая хирургия с изнанки. Медицинский роман-откровение - Ксения Авдошенко

02:37. Я встала с кровати, накинула на плечи длинный шелковый халат и босиком пошла на кухню. Люблю ходить дома босой. Есть в этом что-то первобытное.

Нужно постараться вернуть себя в состояние покоя. Рука привычно потянулась к кофейнику. «Пить кофе в половине третьего ночи — плохая идея», — мелькнула в голове здравая мысль, и в чайник упали два фильтр-пакета с ромашкой. Я вышла на балкон. Бессонная ночь — отличное время для размышлений.

В соседней многоэтажке горели только два окна. «Надеюсь, у них тоже всего лишь бессонница», — отогнала я тревожную мысль.

Хорошо, что я не работаю в экстренной хирургии, это бы меня вымотало. Мое глубокое убеждение — «большая хирургия» не для женщин. При этом я ни в коем разе не хочу умалять достоинств женщин-хирургов, хоть их в профессии и не много. Они более выносливые, усидчивые, аккуратные, внимательные, усердные в работе и получении знаний. Женщины просто созданы для плановой хирургии.

«В чем отличие?» — спросите вы. Экстренная хирургия — это спринт или блиц, где на выполнение некоторых этапов операции отводятся считанные минуты, а важные решения принимаются за секунды. Это — война! Война за жизнь человека. Тогда как плановая хирургия — демонстрация хирургического мастерства в комфортных, «мирных» условиях. Здесь нет угрозы жизни больного.

Существует много видов плановой хирургии: офтальмология, лор, эндокринология, флебология — и этот список можно продолжать долго. Пластика тоже относится к плановой хирургии.

Меня часто спрашивают, почему я выбрала эту профессию. «Ну, конечно, — скажут многие, — пластическая хирургия — это деньги! Сейчас все туда рвутся: никто не хочет кишки оперировать, все в эстетику подались». И в условиях современной реальности нельзя с этим упреком не согласиться. Но тогда, в конце 90-х, когда я училась во Втором меде, о пластической хирургии мало кто знал: не было ни кафедр, ни ординатур, ни обучающих курсов. Это был закрытый и недоступный мир.

Моя мечта стать пластическим хирургом возникла задолго до поступления в вуз. Глоток горячего ромашкового чая погрузил меня в воспоминания.

Мне было лет восемь, когда я посмотрела старый советский фильм «Дети Дон Кихота» с Анатолием Папановым в главной роли. В этом фильме рассказывается история одной врачебной семьи: муж — акушер-гинеколог, работает в роддоме, его играет Папанов, жена — внимание! — ПЛАСТИЧЕСКИЙ ХИРУРГ. И это фильм 60-х годов прошлого века! Собственно, с пластической хирургией в фильме связано всего два фрагмента. В первом жена Папанова обещает одному молодому человеку прижать торчащие уши, а во втором, где-то уже ближе к концу фильма, тот же пациент просит ее «вернуть ему его лопоухие уши, потому что дети не узнают, а друзья смеются». При этом пластический хирург говорит о том, что в ближайшее время сделать это не может, так как у нее «сейчас нет ни хрящей, ни заменителей». Вот этот-то фрагмент меня и зацепил! Всем понятно, как можно прижать лопоухие уши: ну, какими-нибудь нитками пришить, а вот меня заинтересовало, как же их можно потом обратно «отжать».

Сразу после фильма я пришла к маме и сказала, что хочу быть пластическим хирургом, чем немало ее удивила, ведь до этого собиралась быть воспитательницей в детском саду. Мама, надо отдать ей должное, сразу ухватилась за это мое желание стать врачом, и в дальнейшем вся моя жизнь была направлена на культивирование этого стремления. Любимые пластиковые куклы были с косыми царапинами в правой половине живота, закрашенными красным карандашом, без аппендиксов, значит, все мягкие игрушки в швах и зеленке.

Я ходила к стоматологу без страха и с интересом рассматривала, как врач смешивает все эти порошочки на стекле миниатюрными шпательками. Мама, сама не имея никакого отношения к медицине, учила меня бинтовать руки эластичным бинтом и делать уколы настоящими стеклянными шприцами на любимом плюшевом мишке. Она записала меня в кружок юннатов во Дворце пионеров и решилась на покупку большой собаки. Когда мне было 14 лет, собака ощенилась, и я сама принимала у нее 12 щенков, а потом совместно с ветеринаром купировала им хвосты. Я была участником многочисленных олимпиад по биологии и химии, поступила в химико-биологическую школу, и венцом этого марафона стало мое самостоятельное поступление во Второй медицинский институт.

Вот так в далеком 1983 году решилась моя судьба в профессии.

Я улыбнулась этим теплым воспоминаниям и подлила себе ромашкового чая.

А дальше был невероятно интересный, изматывающий и тяжелый период обучения в Меде. Всем известно, что это сложная профессия, но вы даже не представляете, насколько!

Помню, как я, уставшая от вступительных экзаменов и окрыленная своим поступлением, везла в огромной клетчатой сумке челнока учебники для первого курса. Она была неподъемной. Сев в метро, я достала первый том анатомического атласа Синельникова и открыла на первой попавшейся странице. Это было изображение височной кости размером с ладонь. Вокруг нее вся страница была испещрена латинскими названиями множественных зазубрин, бугорков, неровностей, отверстий и впадинок. Названий пятьдесят, наверное, состоящих из двух-трех слов.

«Хорошо, — подумала я тогда, — первый семестр мы будем изучать латинский, как раз отдохнем, а вот со второго я серьезно возьмусь за учебу».

Первого сентября первым занятием была анатомия, и преподавателя не волновало, что мы не знаем латынь. Вот так в мою жизнь вошла зубрежка, причем в неимоверных объемах. Да, овладение медицинской наукой — это пот, кровь и слезы, смешанные с нарастающим недосыпом от бесконечных ночных дежурств. Ведь чтобы стать хирургом, надо жить в больнице.

Невозможно стать хирургом просто родившись в «хирургической» семье, так как этот навык не передается по наследству, а нарабатывается каждым будущим хирургом самостоятельно, постоянно и неустанно.

Хирургия — это ремесло, которое переходит из рук в руки и требует постоянного оттачивания приобретенных навыков, доведения их буквально до автоматизма. Во время операции нельзя отвлекаться на обдумывание рутинных манипуляций, а необходимо сосредотачиваться на особенностях каждого конкретного пациента. Базовая программа вуза делает из студентов врачей общего профиля, а вот определиться с будущей специальностью помогают многочисленные кружки при кафедрах.

Поскольку я мечтала о хирургии, то, поступив в институт, сразу со второго курса записалась в кружок оперативной хирургии и топографической анатомии под руководством невероятного и очень талантливого преподавателя — профессора Заринской Светланы Алексеевны.

— Я хочу быть пластическим хирургом, дайте мне, пожалуйста, тему доклада для поступления в кружок, — заявила я с порога ее кабинета.

— Вы на каком курсе учитесь, барышня? — посмотрела на меня профессор поверх очков.

— На втором.