Книга Темза. Священная река - Питер Акройд

В некотором смысле поэтому Темза дает образ нации, где мягко соединены земля и вода, согласованы друг с другом несхожие регионы. Она способствует росту и распространению единой культуры. Она творит гармонию из того, что кажется дисгармонией, и одним этим больше сделала для английского начала, чем любая другая национальная принадлежность.

Идеализированные образы английской жизни с крытыми тростником домиками, лужайками посреди деревень, утиными прудами и обнесенными живой изгородью полями происходят от окрестностей Темзы. Река служит источником нескончаемых мечтаний об “английскости”. Стоит только приехать в Кукем, в Пангборн, в Стритли или в один из сотен других мелких населенных пунктов вдоль Темзы, чтобы понять идущую издавна важность реки в формировании национального лица.

Темза была и дорогой, и границей, и маршрутом атаки; она была игровой площадкой и канализационной трубой, источником воды и источником власти. Она была, пользуясь римским понятием, “публичной” рекой, но могла вместе с тем дарить глубокое личное довольство. Ее сила имеет и частный, и исторический аспект. Джон Килл в “Исследовании соображений о теории Земли” (1699) пишет о реках, что “без них не может быть ни больших городов, ни сообщения с отдаленными внутренними областями, ибо помимо рек почти невозможно снабжать великие множества людей всем необходимым для жизни”. Темза сотворила цивилизацию в этих краях. Она сформировала Лондон.

Вот почему о ней писали как о некоем музее английского начала. Она заключает в себе историю нации: Гринвич и Виндзор, Итон и Оксфорд, Тауэр и Кентерберийское аббатство, Сити и королевский двор, Лондонский порт и Раннимид… В этом смысле она – великий объединитель. Она говорит от лица всего сообщества борющихся за свои частные интересы людей, которые жили и живут подле нее. Кроме того, она, особенно в верхнем течении, представляет идеализированный и гармонизированный пейзаж страны. Она вдохновляла английских поэтов. Ее неоднородность и многообразие великолепно отвечают национальному вкусу:

Многоразличные почвы, беспредельные удовольствия,Жар, не убивающий прохладу, и холод, не изгоняющий тепла…Не слишком краткое лето, не слишком долгая зима[3].

Так Майкл Дрейтон пишет о Темзе в “Полиольбионе” (1612). Следует добавить, что она осталась сравнительно неиспорченной. За последние две тысячи лет с ней не произошло значительных изменений.

На немалом протяжении ее берега пустынны и малолюдны. И сейчас можно пройти вдоль нее по тропке несколько миль и не встретить ни одного человека. Районы истока и устья сходны по безлюдью. Река выражает здесь идею бегства от мира “берегом, под сенью ив”. Поэтому она слывет источником покоя, освобождающего от суеты. Мэтью Арнолд сказал о Темзе близ Стейнза, что “ее очарование – в полном уединении”. Остров Кэнви в ее устье в свое время назвали “самым одиноким местом в графствах, примыкающих к Лондону”.

Глава 3

Речное время

Она – сама история, историческая река, близ которой произошло большинство важных событий английской жизни за последние две тысячи лет; но это также и река как история.

Чем ближе Темза подходит к Лондону, тем более исторической она становится. Такова ее внутренняя природа. Она отразила карнавальное шествие веков. Ее история – это, конечно, история Англии, или, точнее, история бриттов и римлян, саксов и датчан, норманнов и всех прочих пришлых людей, решивших поселиться на ее берегах. Около нее цвели искусство и цивилизация. Каждое поколение понимало ее по-своему, и поэтому она век за веком накапливала смыслы. Мало-помалу она стала эмблемой национального характера. Судьба Англии неотделима от судьбы этой реки. Легенды утверждают, что она дает острову энергию. Дарит ему плодородие.

Никто не будет отрицать важнейшее значение Темзы для Лондона. Она принесла с собой торговлю, а вместе с ней – красоту, грязь, богатство, нищету и достоинство. Лондон не мог бы существовать без Темзы. Вот почему она всегда занимала центральное место в жизни Англии и вполне может претендовать на то, чтобы называться самой исторически значимой (и уж точно самой богатой событиями) рекой на свете. Проплыв по Темзе или пройдя вдоль нее пешком, можно больше узнать о человеке, чем в любом длительном путешествии через мировые океаны. Однако вода – зеркало. У нее нет своей формы. У нее нет собственного смысла. Так что по сути своей Темза – отражение обстоятельств: геологических или экономических.

Однако есть взаимосвязи, которые говорят о некоей глубинной, завораживающей жизни. Почти повсеместно тут были человеческие поселения того или иного рода. Река была центром человеческого бытия со времен первого появления здесь людей. Поэтому ей мы обязаны идеей человеческой общности. Это одно из самых благотворных ее свойств, столь глубоко ей присущих, что мы его почти не замечаем. Одни и те же способы сельского хозяйства применялись на ее берегах от Бронзового века до середины XIX столетия. Луга косили косами, глинистую землю распахивали плугом; сеяли пшеницу, потом жали ее серпами. В августе срезали тростник, чтобы крыть крыши; для зимнего обогрева собирали торф и хворост. Эти древние и долгоживущие виды деятельности воздействовали на пейзаж Темзы и вместе с тем сами подвергались его воздействию. Нынешние линии земельного раздела и границы полей – прямое наследие наших доисторических предков. Техника каменной кладки без раствора насчитывает примерно шесть тысяч лет. Река дарит людям глубокое ощущение оседлости и принадлежности.

Время дает здесь себя знать весьма любопытным образом. Темза существует не в человеческом времени, а в геологическом. Размытые и нечеткие фигуры на ранних фотографиях – это ее жрецы, уже уплывающие в незримость. В книге “Историческая Темза” (1914) Хилэйр Беллок пишет, что “можно пустить человека XV столетия плыть по реке ниже шлюза св. Иоанна, и до самого Баскотского шлюза ему будет невдомек, что он попал в другую эпоху”. Джон Бечемен всю Темзу выше Оксфорда назвал “средневековой”, и в некотором смысле она остается вечным напоминанием о минувших временах. Есть старинный стишок:

Пускай колокола звенят везде —

Какое дело тем, кто на воде?

Люди реки пребывают в речном времени, которое находится в глубоком родстве с миром, существовавшим до возникновения самого понятия о времени. Может быть, следовало бы назвать это состояние вневременным. Это некое вечное настоящее – единственная, по словам философов, реально существующая часть времени. Но если задержать этот поток, он перестанет быть собой.

При этом, что интересно, воду использовали для измерения человеческого времени. Водяные часы, или клепсидра, употреблялись уже много тысячелетий назад, и первое такое приспособление было просто-напросто сосудом с продырявленным дном. Между тем Темза может в некотором смысле претендовать на то, чтобы быть “местом, где начинается время”: ведь через Гринвич, находящийся на ее берегу, проходит нулевой меридиан. Большой красный “шар времени”, сооруженный в 1833 году, поднимается на шесте над башней Обсерватории и резко падает ровно в час дня, сигнализируя о точном времени по Гринвичу. Большие лондонские часы тоже находятся у реки. Предшественницей Биг-Бена была “высокая остроконечная башня” во дворе старого дворца в Вестминстере. По словам историка XVI века Джона Стоу, это была “каменная башня с часами, кои громко отбивают всякий час… В тихую погоду бой сих часов слыхать во граде Лондоне”. Огромные часы имеются и на здании концерна “Шелл-Мекс”. Так вечная река входит в мир людей.