Книга Сердце на двоих - Диана Соул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно по утрам. Иную ночь казалось – и вовсе не проснусь. Временами, но не часто, мне снились странные сны о местах, в которых я никогда не был, люди, которых никогда не видел. Эти видения не отпускали меня, будто ловушка, захлопывая выход в реальность.
А после я все же просыпался, и лишь стук сердца, будто оно вот-вот остановится, и сбитое дыхание напоминали о произошедшем. Тайком ото всех, в особенности от отца, который считал своим долгом влезть в любое связанное со мной дело, я начал их зарисовывать, пряча эскизы в тайник.
Больше всего его беспокоило мое здоровье, но приставленная ко мне лекарка лишь разводила руками, утверждая, что я полностью здоров и мне ничто не угрожает. Уж она-то точно в этом уверена…
И тем не менее иногда сердце давало сбой.
Но сейчас был разгар дня, эту ночь я спал спокойно, странные сны меня не мучили.
Возвращаться в замок решил не спеша, тем более что путь пролегал через город – еще не хватало, чтобы приступ повторился при подданных. Простым смертным нельзя знать о слабостях своих правителей – это пагубно сказывается на их подчинении власти.
Миновав южные ворота, жилые кварталы, рынок и площадь, я приблизился к одному из запасных въездов в замок. Как правило, через него во дворец подвозили провизию, тут же находился скотный и птичий двор, а еще к нему ближе всего располагались королевские конюшни.
Едва взглянув на мое лицо, охрана ворот безропотно пропустила меня внутрь. Никто из них не осмелился спросить, почему я один, куда делись егеря, убывшие вместе со мной утром, и почему я вернулся не через центральные ворота.
Это было не их собачье дело.
– Конюха мне! – крикнул первому попавшемуся на глаза служке. – Быстро!
Пока он умчался исполнять приказ, я спрыгнул наземь и осмотрелся.
В этой части замка приходилось бывать не часто.
Точнее, я и вовсе здесь не бывал за последние годы: тут пахло дерьмом от многочисленной скотины, под ногами носились курицы, одну из которых я едва не пришиб сапогом.
Кроме того, здесь находились тюремные камеры, подвальные решетки которых как раз выходили у свинарника.
Вонь там стояла неимоверная, а условия в казематах были отвратительными, и все равно отец опасался, что закованные в кандалы заключенные могут каким-то образом причинить мне вред, если я тут появлюсь.
Собственно, это была еще одна причина, почему я сегодня заехал именно через этот вход.
Назло слишком бдящему за мной королю, решающему за меня, с кем мне ездить на охоту, кто будет убивать моего вепря, и даже выбравшему мне невесту.
При мыслях о Таисии я невольно, но улыбнулся.
Пожалуй, она была единственной навязанной мне вещью, которая не раздражала. Дочь той самой лекарки, которая выходила меня после травмы. Отец пообещал в обмен на мою жизнь, что Таисия станет мне женой.
И этот выбор меня устраивал.
Таис была красива и, что уж таить греха, возбуждала меня одним своим видом. Стоило ей только появиться рядом, и я ощущал непреодолимую тягу, все мое естество рвалось любить ее, и сдерживали меня лишь приличия и запреты касаться девушки до свадьбы.
– Да где, черт возьми, конюх? – взревел я, когда мне надоело топтаться по птичьему помету.
– Ваше высочество, – тут же подскочил ко мне незнакомый немощный старик.
Я презрительно скривился: от старика воняло свиньями.
– Уйди! – отмахнулся от него, и в этот момент из стен замка как раз вышел конюший.
Сдав ему коня, я приготовился покинуть двор, но в этот момент в ворота въехал отряд стражи во главе с начальником. Позади себя на веревке они волокли упирающуюся девушку в ярко-красном платье, с сотней, а то и тысячей нашитых на юбках монеток, звенящих при каждом ее шаге.
Узница шипела, извергала проклятия, падала на колени, когда начальник стражи Кляус дергал веревку, но вновь вставала на ноги. Звенели монетки, и девушка опять шла.
– Ночь в камере тебя образумит, клятая воровка! Ты отработаешь все, что наворовала! – шипел на девчонку Кляус.
Только сейчас я рассмотрел, что на его правой щеке красовались здоровенные царапины, будто он дрался с росомахой.
В очередной раз дернув веревку, Кляус добился того, что девчонка рухнула прямо в грязь двора, туда, где было навалено особо много дерьма. Рухнула и проехалась по инерции в своем алом наряде на этой липкой и вонючей массе прямо до моих ног.
Подняла на меня взгляд и застыла.
Застыл и я, разглядывая ее.
Беловолосая, в замаранной грязью и испражнениями одежде, молодая, лет двадцати, может, чуть старше, с зеленющими, как у кошки, глазами, пухлыми губами и презрением на мордашке. Если бы не белые волосы, она выглядела бы типичной кочевницей – представительницей странствующего народа, состоящего сплошь из воров, шарлатанов, мошенников. Будто в подтверждение моих мыслей во двор вкатили кибитку, запряженную двумя лошадьми.
– Ваше высочество, – заприметил меня начальник стражи. – Простите, мой принц! Если бы я знал, что вы тут, вы бы никогда не увидели этого безобразного зрелища.
Я перевел взгляд на Кляуса. Спешно спрыгнув со своей лошади, он подбежал ко мне и принялся раскланиваться.
– Превеликий Господь, ваши сапоги! – воскликнул он, глядя вниз.
И я тоже опустил глаза.
На голенище были видны следы помета – видимо, падая ко мне, девица обдала меня брызгами дерьма.
– А ну, вытирай, шельма! – Кляус занес ногу и пусть не изо всех сил, но ударил ее под ребра, чтобы шевелилась.
В зеленых глазах сверкнула ненависть. С прерванным вздохом и шипением девица потянулась за подолом своей юбки, а после к моим сапогам.
Я отступил на шаг, не давая ей даже коснуться себя.
– Вы правы, ваше высочество, – Кляус тут же принялся рассыпаться в новой порции лебезения. – Он недостойна касаться даже ваших голенищ.
После этих слов он извлек из своего кармана белоснежный платок и сам присел, чтобы очистить мою обувь.
С его фигурой ожиревшего свина это выглядело нелепо, и все же я стоял и ждал, когда он дочистит мои сапоги.
Кляуса я никогда не любил. Скользкий тип, держащийся при дворе только благодаря лояльности моего отца. У меня же был список людей, от которых я избавлюсь, едва корона коснется моей головы. Кляус его возглавлял.
– Хватит! – рявкнул я, когда мне надоело наблюдать за начальником стражи, ползающим по земле.
Этот цирк меня раздражал, я собирался уйти.
Уже разворачивался, когда боковым зрением зацепил, как девица приложила руку к своему сердцу и будто прислушалась к чему-то.
Замер и я, повинуясь неведомому порыву.
– Что она натворила? – спросил Кляуса.