Книга Третья концепция равновесия - Ярослав Веров

— Отлезь, люпус, — миролюбиво ухмыльнулся Лукреций и всосал первый блюм, тут же закусив его охлажденным приаме. Из обонялки вырвалось голубоватое облачко спор уснуженного инея. — Ух, хорошо пошло! Говорю вам, мужики, быть дождю. Видали, как иней-то верхом пошел?

— Какой дождь? — озадаченно пропищал абориген. — Отродясь в наших краях дождя не бывало.

— Ты сначала Дистановый Диалект выучи, неуч, а уж потом свою говорилку раззявывай, — почти дружелюбно сказал Лукреций, разомлев слегка от первой дозы.

А в это время в забегаловке мало по малу устанавливалась нормальная вечерняя атмосфера, столики уже не пустовали, по всему залу оживленно сновали официетки, развозя заказанные блюда. Сквозь низко висящее облако ароматических испарений и дымовых образований с трудом можно было различить небольшой помостик у фосфоресцентной стены. На помостике постепенно разрасталась пузырчатая масса музыкального коллектора. Было хорошо и уютно. В этой атмосфере Лукреций чувствовал себя как дома, которого у него, впрочем, никогда не было.

— Где твой дом, усталый путник… — гнусаво затянул свою первую мелодию коллектор.

— Где, где… Где надо — там и дом, — вновь стал распаляться Лукреций, озираясь в поисках оппонента.

Пока вроде никто не возражал. Это его еще больше распалило. Ненавязчиво в поле зрения возник все тот же незадачливый абориген, непроизвольно вызвав воспоминание о злосчастно приобретенной аннигиляционной тяге и, как следствие — полной финансовой несостоятельности. Да и желтковый, с мелкопупырчатой фрутью окрас аборигена не способствовал смягчению ситуации.

Лукреций перешел к активным действиям не мешкая. Он еще раз обвел взглядом залу и окончательно зафиксировался на аборигене. Бедолага как раз мучился над сахарной косточкой прыгающего пыгна, пытаясь не разгрызая впихнуть ее в свою узкую глотательницу. Крупные, сверкающие капли выступили на его затылочных долях.

— Где-то я тебя уже видел, — зловеще заверил Лукреций ничего не подозревающего аборигена. И припечатал его тяжелым взглядом к седадлу: — Не ты ли это тогда дышал мне в затылок, когда мы с дружбанами перли коленчатость эн-мерности по Немой Протоке Парки Примы?

Абориген никак не реагировал на эти слова, продолжая безуспешные попытки заглотнуть сахарную косточку.

Вмиг все вскипело внутри Лукреция, и вместе с этим дискантно вскипели и отвесно оборвались звуки музыкального коллектора, никогда не отличавшегося храбростью. В забегаловке воцарилась тишина. Завсегдатаи знали: издавать звуки, когда Техник-Наладчик в таком настроении, опасно. Куда-то исчезли официетки, а музыкальный коллектор приплюснуто растекся блином по своему помосту. Тишину нарушало лишь громкое жадное чмоканье ничего не подозревающего аборигена.

Заметил ли абориген мгновенное изменение обстановки — сказать трудно. От короткого удара верхней аборигена вынесло в окно. Дыра в окне незамедлительно стала затягиваться. Наполовину протолкнутая было в глотательницу аборигена сахарная косточка еще долго с легким шелестом вращалась на опустевшем столике.

Тут же, по уже устоявшейся традиции, зал потихоньку наполнился звуками, а к столику Лукреция бойко подкатила веселая официетка и вывалила на столик второй блюм. Вмиг подобревший Лукреций расслабленно откинулся на спинку седадла и стал неторопливо потягивать блюм, со знанием дела заедая его любимыми фаршированными в прыне карликовыми снипсами и блуждая по залу мечтательным взглядом.

Опять заголосил коллектор, разливая задушевные звуки вальса «Покорителей Пространства». Соседний столик тут же оказался занятым.

Так бы и закончился этот обычный вечерок в трактире «У Сверхновой», если бы новые соседи не обсуждали свои проблемы так громко. Не обратить на них внимание Лукрецию было просто невозможно.

— А ты заметил, — орал один из них, — как она за последние два длива бессовестно сильно покраснела, зараза?!

— Чур тебя, не говори так о ней. Она этого не любит! — прокашлявшись, испуганно просипел второй, более старый на вид, чем его собеседники.

— Да только к чему теперь все эти ритуальные тонкости! Она краснеет оборот за оборотом, — сокрушенно махнул верхней левой третий.

А ведь мы ей в прошлом дливе столько жертв принесли!! — не унимался первый. — А ей хоть бы что!! Две любимые луны — Пруньку и Тауньку скормили. Помню, я на Тауньке еще в детстве по чатным рытвинам крапиков гонял.

— А кто не гонял, скажи?

— Ну я не гонял, — удивился старый. — Во времена моего детства у нас Тауньки еще не было, не успели еще… это самое…

— А на Пруньке, помните, какой замечательный камнепадик-то был? Со всей Галактики поглазеть на него прилетали.

— Ой, не говори, сил нет об этом вспоминать. Муторно-то как, братья-Ынтры! — грохнул по столу верхней правой третий.

— Нет, ну в самом деле, мужики, вы это завязывайте. Здесь общество, понимаешь, культурно устроилось, прочуханка легкая такая пошла. А из-за вас, вон, коллектора не слыхать, — в обычной своей манере обратился к трем Ынтрам Лукреций.

— Ты, странник, видно у нас в системе Микзара не бывал.

— То-то я смотрю и никак не признаю его, — поддакнул опять невпопад Старый Ынтр.

— Я не странник, я техник. А вы-то кто будете? Раскричались тут.

— Ынтры мы, сынок, Ынтры. Гравористые. Слыхал, небось?

— А… Слыхал, как не слыхать. А вот повидать не довелось. Ведь это у вас светило — Белый Сверхгигант, один на всю Галактику? Единственный в своем роде, можно сказать — Бриллиант Ночного Неба?

— То-то и оно. Был белый сверхгигант, а стал желтый карлик. И в красного превращается прямо на глазах.

— Чур тебя! — негодующе затрясся старый. — Не красный еще!

— Э, недолго ждать осталось. Все одно — всем нам теперь в распыл.

— Отчего ж так сразу-то? — удивился Лукреций. — Не один вам люпус — карлик, гигант? Свет есть, греет. Не пойму я вас. Мутные вы какие-то.

— ?!! — в крайней степени возмущения пошел лиловыми пятнами Старый Ынтр.

— Свет, тепло — это все лирика, господин хороший. Да только жить с красным карликом нам никак нельзя, — поднял на Лукреция свои сканирующие дуги первый Ынтр.

— Этические принципы не позволяют. Вот дело-то как обстоит. У нас красны только дрымы, а чтобы солнце — этого нам не пережить! — раздельно произнес третий.

Совершенно внезапно Лукреций заинтересовался этим делом. Он заказал добавочный блюм и решил поразмыслить. К размышлениям же его подвигла главным образом не проблема Ынтров, а проблема собственных финансовых затруднений. «А ведь их карлик на пару миллионов кредитов тянет», — возникло в голове.

— Так говорите, вам с красным карликом никак нельзя? — с деловой озабоченностью в голосе обратился он к Ынтрам.

— Никак, сынок.

— С карликом можно, с красным вот нельзя.