Книга Ангелы Эванжелины - Алеся Лис

Медленно поднимаюсь с кровати, с удивлением замечая, что на мне вместо привычной одежды, которую всегда берут в государственные больницы, длинная кружевная ночная сорочка, широкая, наглухо застегнутая под самое горло и снежно белая. Что за бабуля мне пожертвовала сей уникальный предмет гардероба?

Доктор тоже оставляет меня одну, но обещает прислать кого-то, кто бы помог мне одеться. Неуверенно пожимаю плечами и больше не обращаю на него внимания, старательно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.

Я думала, будет кружиться голова, тошнить и мутить, но на диво чувствую себя довольно-таки неплохо. Мышцы немного ноют, и порой мне трудно управлять собственными конечностями, кажется, будто это тело не мое, чужое, а все остальное вполне сносно. Осторожно держусь за кованое изголовье кровати, пытаясь сделать пару шагов. У меня хорошо получается, и, вконец осмелев, отпускаю руку. Врач таки был прав, я совершенно здорова. По сравнению с тем, как я себя чувствовала, когда очнулась, то сейчас это просто небо и земля.

— Леди, осторожно, — испуганно восклицает зашедшая в палату молодая девочка в белом накрахмаленном переднике и длинном темно синем платье. В руках у посетительницы какой-то сверток, который она несет так, словно это священная реликвия.

— Лэрд Эмерей одежду передал. Сейчас я помогу вам… — едва слышно произносит она и аккуратно раскладывает на кровати наряды. А я удрученно замираю, понимая, что во мне сейчас поднимается огромная волна гнева. Ладно, этот странный лэрд помешанный на моде прошедших веков наряжается как фрик, но на меня-то зачем напяливать такое.

Нет, платье выглядит чудесно. Я вообще готова в нем замуж выйти. Но, мама миа, такое даже наши бабушки не надевали. Подобное одеяние мне посчастливилось лицезреть только в музее и по телевизору. А он в это облачиться предлагает. И не просто в это. К сему, не побоюсь этого слова, туалету, еще прилагается нижняя рубашечка с коротким рукавом, подъюбники, штуки три — не меньше, и, о ужас, корсет. С ума сойти! А этот человек знает насколько они вредны и как калечили несчастных девочек? И вообще он имеет хоть малейшее представление о том, что творилось с внутренними органами бедняжек из-за этой штуки, которую они должны были носить, вдуматься только, с пяти лет.

Нерешительно закусываю губу, а в голову прокрадывается трусливая мысль — может ну его. Останусь в больнице. Отосплюсь, отдохну. Ибо, по-моему, я попала в лапы самого настоящего извращенца.

— Леди? — вопросительно смотрит на меня девушка.

— Э-э-э-э… А я именно это должна одевать? — вглядываюсь в ее кристально чистые глаза, пытаясь увидеть насмешку.

Барышня скрупулезно оглядывает наряды и робко кивает:

— Да. Так приказал лэрд Эмерей.

Печально взираю на эту груду тряпья и горестно вздыхаю. Псих или фетишист? Фетишист или псих? Вот в чем вопрос. Нет, оставаться на попечении сумасшедшего лекаря не выход. Надо убираться отсюда. Пять минут позора и все. Авось народ на улице не сильно будет ржать и тыкать в меня пальцами.

— А давай мы не будем надевать корсет, — с надеждой смотрю на девушку. Та испуганно округляет глаза, будто я ей без нижнего белья предложила пройтись, и мотает головой.

— Ох, у меня так голова кружится и в груди давит… — картинно прикладываю ладонь ко лбу, а второй цепляюсь за подголовник кровати.

— Ой, леди! — восклицает это дитя. — Тогда действительно не надо.

Мысленно себе аплодирую и с наслаждением убираю с глаз долой ненавистный предмет туалета.

Одевает, кстати, меня барышня быстро, а еще расчесывает и перетягивает лентой волосы. Так что ровно через пятнадцать минут я вполне готова к встречи со своим опекуном. Он придирчиво оглядывает меня с головы до ног, когда я выхожу из палаты, пренебрежительно хмыкает и приказывает следовать за ним. Видно не вписалась я в образ его фетиша.

Длинный полутемный коридор мы проходим достаточно быстро, и вот уже Эмерей открывает передо мной входные двери. После сумрака в помещении дневное солнце буквально ослепляет. Минуту стою неподвижно, старательно моргая, а, когда могу уже довольно-таки сносно смотреть на улицу, земля буквально уходит у меня из-под ног.

Глава 2

Карета? Самая настоящая карета, запряженная четвериком черных лошадей. Она блестит на солнце лакированными боками, а на ее дверце сверкает золотой витиеватый герб. У дверей сего невиданного транспорта статуей застыл лакей, на козлах сидит скучающий кучер. Все разодеты в черные ливреи с золотыми галунами. На голове лошадок плавно покачиваются на ветру ярко-красные перья плюмажей.

В последний момент меня подхватывает за талию Эмерей, препятствуя падению на землю.

— Эванжелина, тебе плохо? Позвать доктора? — обеспокоено спрашивает он, а я только и могу, что озадаченно хлопать глазами. Он еще более странен, чем я думала, вот совсем больной. Это ж надо так разъезжать по городу? Но красив, чертяка…

Приняв мое затянувшееся молчание за признак возвращающегося безумия, мужчина крепче меня к себе прижимает и разворачивается, чтоб отвести обратно в палату.

— Не надо, — через силу выталкиваю из себя слова, опасаясь вновь попасть в руки безумному лекарю. — Мне уже лучше. Просто в глазах потемнело.

Лэрд меряет меня взглядом полным недоверия и скепсиса, но руку все же разжимает, позволяя мне отстраниться.

Расстояние до кареты преодолеваю, гордо задрав подбородок и демонстрируя твердость походки. Но, устраиваясь на деревянных лавках, обитых мягкой тканью, не сдержавшись, бурчу что-то на счет нормального транспорта.

— Ну, извини, — цедит сквозь зубы, услышав мои жалобы, Эмерей. — Я всего лишь граф, а не маркиз, как твой почивший с миром муженек.

Захлопываю отвисшую челюсть, не переставая удивляться больной фантазии сего уникума. Во дает!

Экипаж, слегка дернувшись, трогается с места, через несколько минут здание психбольницы скрывается за кронами окружающих его деревьев.

— Ну вот, теперь мы одни, — как-то слишком плотоядно улыбается эм… граф. Испуганно дергаюсь, и прикидываю в уме смогу ли я на полном ходу выпрыгнуть из кареты. В этот момент даже радуюсь, что Эмерей использует столь экстравагантный вид транспорта. Из машины я бы вряд ли рискнула. Рука тянется к ручке двери. А он, заметив мои телодвижения, еще и добавляет. — Почти одни. Так что можешь не притворяться. Нас никто не услышит.

— Не притворятся? — озадачено хмурюсь.

— Какая игра, Эва, браво! — демонстративно хлопает в ладоши граф. — Если б я не знал, как ты умеешь лгать и изворачиваться, используя свою милую внешность и наивный взор, то поверил бы, как пить дать. Но ты, Эва, забыла перед кем сейчас играешь роль невинной овечки.

Тут, в полумраке кареты, его глаза кажутся черными, они буквально обжигают, буравя взглядом.

— Но я не играю, — возмущенно фыркаю в ответ. — Я, правда, не та, за кого вы меня принимаете. Меня зовут Женя, и я бы хотела попасть домой. Или в общежитие. Помогите мне, пожалуйста.