Книга Мир, где нас не ждали - Дмитрий Карпин

«И на Марсе будут яблони цвести», — припомнились Денису строки знаменитой советской песни, еще того советского мира, которого в этой реальности никогда не существовало. В том мире эти строки были фантастикой, фантазией мечтателей, грезящих о далеком и великом советском будущем. Но что мечты в мире том, не обязательно фантазии в мире этом. И яблони на Марсе уже действительно давно цвели, что впрочем, и являлось главной проблемой, грозящей скорым уничтожением самой реальности, по мнению всезнайки ёжика.

«Похоже, Юля просто слегка свихнулась на своих межквантовых теориях, — вздохнул Денис. — Хотя она и так всегда была немного чокнутой».

Он еще раз взглянул на монументальный памятник к столетию октябрьской революции. Бронзовая фигура Троцкого через пенсне с еврейским прищуром взирала на всходы, посеянные собственной рукой. Всклокоченные волосы и козлиная бородка более бы подошли комичному гоголевскому черту, проживающему близ Диканьки, нежели новому мессии, но Большим братом Оруэлла Лейба Бронштейн отнюдь не сделался, а, напротив, сотворил все, чтобы потомки по достоинству оценили плоды его трудов. И потомки ценили мир победившего социализма и коммунизма, мир, где с таким трудом, но все же удалось достигнуть всеобщего равенства, ценили новый мир, так похожий на золотую эпоху Советского Союза, которого Денис никогда не видел и о котором лишь читал и смотрел фильмы. Да и чего уж там лукавить и кривить душой сам Денис тоже всецело восхищался этим дивным новым миром.

Он вздохнул в очередной раз, все еще переживая из-за ссоры с ёжиком, и уже было собирался войти в здание Главного штаба, в котором в этой реальности располагалось управление МВД по Ленинграду и области, как вдруг увидел ее.

Она стояла к нему спиной и взирала на Зимний дворец. Стояла к нему спиной, и он видел ее затылок и копну длинных каштановых волос, покрытых красной пилоткой. Стояла к нему спиной в белой рубашке с коротким рукавом и в синей юбке, чуть выше колен, из-под которой тянулись стройные ножки. Неожиданно девушка повернулась, и на Дениса взглянули большие и грустные васильковые глаза. Но она все же улыбнулась и помахала ему рукой. Парень улыбнулся в ответ и направился к девушке. Взгляд скользнул по красному пионерскому галстуку и невольно ушел вниз к стройным ножкам в белых гольфах.

«И почему у пионеров должна быть именно такая форма? — подумал Денис, ощущая аромат ее духов: ландыша и розы, приправленного тонкими нотками жасмина. — Она ведь вызывает только… Или это я слишком испорчен для этого мира?»

— Привет, — произнесла Анастасия.

— Привет. Что ты здесь делаешь в такую рань?

Анастасия скользнула взглядом по Зимнему дворцу, и, будто остановившись на каком-то определенном окне, произнесла:

— Это ведь мой дом, Денис…

— К моему прискорбию уже давно нет, теперь это музей.

— Я знаю, — не отрываясь от окон Эрмитажа, продолжила царевна. — Но иногда мне кажется, что он зовет меня и будто даже скучает по мне и по тем временам, когда моя семья жила в его стенах. Я знаю, что того времени уже никогда не вернуть и даже, если и подвернется такая возможность, то это тоже неправильно. Юля многому меня научила…

«Тут ты права, царевна, — подумал Денис, — ёжик отлично промыла тебе мозги. Вы стали настоящими подругами. Только вот она тебе не подруга, а в очередной раз играет роль. Только вот права ли она?..»

>— Но… — тем временем продолжала Анастасия, — порой я чувствую себя в этом мире так одиноко. Даже когда мою семью расстреляли, и я осталась одна, я не чувствовала себя такой одинокой. Сначала мной правил страх и желание выжить, потом жажда мести и справедливости, какой я ее тогда видела, и одиночество уходило на второй план. А теперь здесь в этом новом мире будущего, где все столь непонятно, я ощущаю себе чужой.

— Мы все чужаки в этом мире, — хмыкнул Денис. — И ты, и я и Юля.

— Это не так, — покачала головой царевна. — Пусть это и не твой мир, но время то твое, и, как говорит Юля, этот мир близок тебе гораздо больше, чем тот, откуда вы пришли. Ты считаешь, что этот мир более справедлив, чем твой родной. Но главное: здесь твои родители живы, здесь они счастливы, и ты тоже счастлив, а я это чувствую. Наверное, поэтому ты и не хочешь ничего менять. Ведь именно поэтому вы и поссорились с Юлей.

— Это не совсем так, — постарался соврать Денис.

Но Анастасия лишь усмехнулось.

— Денис, я росла при дворе и с детства научилась различать малейшие признаки лукавства.

Громов-младший, хотя Денис так и не привык к настоящей совсем недавно обретенной фамилии, поморщился, это явно не ускользнуло от Анастасии, но с истинным королевским достоинством она лишь отвела взгляд в сторону. Тактичности царевне было не занимать. Но Денису все же стало неловко перед ней. Совесть вдруг ощетинилась, затявкала и начала покусывать за душу, и ее хозяин поспешил ретироваться:

— Знаешь, Настя, я бы с радостью поболтал с тобой еще и обсудил бы все тонкости миров и то, кто здесь чужой, а кто свой, но мне нужно спешить на работу, ше… отец, — поправился Денис, — не любит, когда я опаздываю. — Давай увидимся в другой раз.

— Давай, — кивнула царевна. — Мне так нахватает наших прогулок по Пе… Ленинграду. Прости, я все ни как не привыкну к новому имени города, оно мне кажется оскорбительным…

— Хорошо, — прервал мысль царевны Денис. — Давай завтра после работы, встретимся у парка на Крестовском, и мы прогуляемся, как раньше. А сейчас мне действительно пора. Лады?

Анастасия улыбнулась, мол, все нормально, все понимаю и не держу. А совесть опять зарычала и недовольно затявкала о том, что Насте в этом новом мире действительно сложно после всего пережитого, о том, что она гораздо более одинока, чем даже та же самая Юля, и девушка нуждается в поддержке. Но вместо этого Денис мысленно прикрикнул на совесть «фу, плохая совесть» и погрозил ей воображаемой газетой, словно нашкодившему щенку, но совесть отнюдь не являлась щенком, и поэтому она ничуть не испугалась, а так и продолжила рычать об эгоизме хозяина, и даже брошенная сахарная косточка в виде реплики, что «все это я делаю не ради себя, а ради счастья родителей» ничуть не помогла.

— Ладно, Настя, увидимся.

Царевна кивнула, натянуто улыбнулась и, отвернувшись, вновь впилась в окна Зимнего дворца. А Денис побрел к входу в здание Главного штаба. Перед самой дверью он «обернулся посмотреть, не обернулась ли она», но это была отнюдь не песня, а жизнь, и поэтому Громов увидел лишь последнюю из Романовых, чудом спасшуюся из-за его оплошности, княжну Анастасию, стоящую на Дворцовой площади возле памятника новому мессии Троцкому, отдавшему приказ о расстреле ее семьи. Такую маленькую и одинокую, по сравнению с монументальным памятником, с грустью взирающую на осколки былой империи, которой ее семья более трехсот лет посвящала собственные жизни.

«Как же это все-таки печально быть последним из кого-то», — произнесла не унимающаяся совесть.

— Фу, — рыкнул Денис, обращаясь к совести. — Да перестань ты уже тявкать!