Книга Кондотьер Богданов - Анатолий Дроздов

Богданову дали новый самолет, но летал он теперь как связной и транспортник. Никто не хотел к нему штурманом. Летчики – народ суеверный, три убитых штурмана у пилота – достаточное основание не спешить занять их место. Богданов злился, ходил к командиру полка, тот лишь плечами пожимал. Но однажды сказал:

– Есть рапорт оружейницы Лисиковой. Окончила летную школу, штурман, просилась в 46-й гвардейский полк, где одни женщины. Там не взяли: добровольцев хватает. Чтоб не сидеть в запасном полку, переучилась на оружейницу. Девка хорошая, служит добросовестно. Возьмешь?

Богданов поморщился:

– Баба? Нужен опытный штурман!

– Тебе-то зачем? – усмехнулся Филимонов. – Ты на карту раз глянешь – и запомнил! Сколько раз летал к партизанам и на выброску диверсантов без штурмана? Не заблудишься! Главное, бомбы метко бросать. Справится!

– Дайте хотя бы проверить! – взмолился Богданов.

Филимонов согласился. Богданов несколько раз вывез Лисикову в учебные полеты, втайне надеясь, что малявка напутает или сделает что не так. Не вышло. Не то чтобы Лисикова показала класс, но в воздухе ориентировалась уверенно, бомбы бросала точно. Богданов неохотно согласился.

Появление нового штурмана развеселило эскадрилью. Лисикова была не просто женщиной, а очень маленькой женщиной – Богданову до плеча. Форма, даже ушитая, сидела на ней как на пугале, сапоги на пять размеров больше болтались на ноге, пилотка сползала на нос. «Дите горькое!» – как определил Тимофей Иванович, механик Богданова. Летчики с серьезным видом предлагали Богданову отныне подвешивать к самолету только ФАБ-100 – раз штурман ничего не весит, нельзя терять такую возможность! Другие советовали привязать к костылю гирю: у «По-2» хвост легкий, без должной нагрузки самолет при посадке скапотирует. Однако зубоскалили в эскадрилье недолго. В одном из вылетов подбили Леню Тихонова, причем ранили обоих: пилота и штурмана. Леня сел на вынужденную в немецком тылу. Богданов, заметив, приземлился рядом. Леню со штурманом засунули в кабину штурмана, Лисикова встала на крыло, уцепившись за стойки. Времени привязать ее не было – к самолету бежали немцы. Богданов взлетел. По приземлении Богданову пришлось расцеплять ее пальцы – сама разжать не могла. После того случая над Лисиковой шутить перестали: стоять на крыле летящего «По-2» не каждый мужик решится.

Рана Лени оказалась нетяжелой, он уговорил врача не отправлять его в госпиталь. Летать ему запрещали, пилот болтался в расположении полка. Он-то и принес Богданову весть:

– Лисикова твоя к Гайворонскому бегает!

– Может, у них любовь? – отмахнулся Богданов.

– С Лисиковой? – изумился Леня.

Друг был прав: представить смешную малявку чьей-то возлюбленной…

– Она днем к нему бегает, не ночами, – уточнил Леня.

Богданов не придал значения словам друга, но запомнил. В следующую ночь они вылетели на бомбардировку речного порта у родного города Богданова. Отбомбились успешно, Богданов не удержался и завернул к родному дому. Светало, дом он нашел быстро. Заложил вираж над знакомой улицей, покачал крыльями. Богданов не имел вестей от родных с момента оккупации города, не знал, уцелел ли кто, и понимал, что в этот предрассветный час его вряд ли увидят. Однако душа требовала, и он уступил. Вернувшись на аэродром, Богданов завалился спать, в час его разбудили на обед. Богданов допивал компот, когда в столовую прибежал посыльный: его звал Гайворонский. Недоумевая, Богданов застегнул воротничок и отправился к капитану.

– Кому подавал знаки во время вылета? – с ходу набросился особист. – Кому крыльями качал? О чем хотел сообщить?

Толком не проснувшийся Богданов таращил глаза и только потом вспомнил.

– В моем личном деле, – сказал, с трудом сдерживая ярость, – есть сведения о месте рождения и адрес, где проживают родные. Я качал крыльями, давая знать, что скоро доблестная Красная армия освободит их из фашистской неволи.

Гайворонский полистал дело, заглянул в карту и отпустил летчика. Богданов вернулся в столовую. Лисикову он встретил у входа.

– Летать со мной не будешь! – бросил в испуганные серые глаза. – Ищи другого пилота! Мне стукачи не нужны!

Она как-то сжалась и не ответила. Богданов отправился к командиру эскадрильи.

– Нет у меня другого штурмана! – разозлился комэска. – Нет! Боевой расчет составлен, полетишь с Лисиковой!

– Сброшу бомбы, ее следом вытряхну! – пригрозил Богданов.

– Пойдешь под трибунал! – сказал комэска и добавил вполголоса: – Потерпи чуток! Прибудет пополнение – заменим. Отправится пулеметные ленты набивать. Не дури, Андрюха! И придержи язык! Раззвонил всем! Теперь не дай бог что – виновного сразу найдут! Догадываешься, кого?

День прошел, как в тумане. На политзанятиях и занятиях по тактической подготовке Богданов сидел, растравляя в душе обиду. Из-за этого и полет проработал формально. Следовало, как прежде, лететь к цели поодиночке. Поперлись звеном! Ну, и получили!..

Проснулся Богданов от пения птиц. Целый сонм пернатых устроил в кронах сосен такой ор, что и мертвого поднял бы. «Птицы – это хорошо! – решил Богданов, потягиваясь. – Когда в лесу люди, они молчат!»

Богданов вылез на крыло, достал из кабины и бросил на траву парашют. Затем вытащил и усадил на него Лисикову. Выглядела штурман неважно – бледная, с красными пятнами на щеках. Богданов сбросил на землю и ее парашют, затем достал из гаргрота заветный вещмешок. Если ты хоть раз выбирался к своим из немецкого тыла, поневоле станешь запасливым. В вещмешке лежали трофейный немецкий нож, котелок, выпрошенные у начпрода бортпайки, перевязочные пакеты и, самое главное, полненькая фляга спирта. Ребята, случись им узнать о спирте, не простили бы, но Богданов в отдельных ситуациях умел молчать. Болтнув флягой, Богданов повернулся к Лисиковой.

– Снимай комбинезон! И шаровары.

«Зачем?» – прочел он в ее взгляде.

– Рану надо посмотреть.

Лисикова колебалась.

– Тебе Гайворонский не говорил, что до войны я три курса мединститута окончил?! – спросил Богданов, ощутив прилив злости. – Что на финской в медсанбате служил? Снимай!

Она опустила голову и стала расстегивать пуговицы. Богданов стал помогать. Когда сапоги с ворохом портянок, а следом и шаровары оказались на траве, Богданов бесцеремонно раздвинул штурману ноги. Покачал головой. В левом бедре девушки торчал осколок. Толстый, зазубренный. Богданов плеснул спирт на тампон снятой повязки, стер подсохшую кровь. Показалась покрасневшая кожа, на ощупь она была горячей. Богданов плеснул в ладонь спирту и тщательно протер руки.

– Сейчас будет больно! – сказал сурово. – Терпи!

Лисикова кивнула. Богданов ухватил край осколка пальцами и потянул. Лисикова застонала, но, поймав грозный взгляд, умолкла. Осколок сидел глубоко и поддался не сразу. «Не задеть бы бедренную артерию! – думал Богданов, хватаясь покрепче за скользкий от крови металл. – Она где-то рядом…» Осколок наконец поддался. Он был длиною с полмизинца и толстый. К облегчению Богданова, кровь не брызнула, вышла наружу мягким толчком. Богданов затампонировал рану и поднял комбинезон штурмана. Вздохнул – на левой штанине, по центру кровавого пятна, красовалась дырка. Точно такая же оказалась на шароварах. Не приходилось сомневаться: вырванные из одежды лоскуты – в ране.