Книга Основания новой науки об общей природе наций - Джамбаттиста Вико

Центральной темой трактата Вико стал вопрос метода, над которым трудились лучшие умы Европы раннего Нового времени: от Николая Коперника до Исаака Ньютона, от Френсиса Бэкона до Рене Декарта. Интенсивный поиск абсолютно достоверного и точного инструмента научного познания привел к возникновению особого жанра научной литературы – «рассуждений о методе», которые пользовались необычайной популярностью на протяжении трех столетий европейской интеллектуальной истории, с XVI по конец XVIII в. Масштаб интереса к проблеме метода можно представить себе, если просмотреть последние страницы книги Н. У Гилберта, посвященной проблемам метода в интеллектуальной культуре ренессансных гуманистов: список трудов о методе, написанных в XVI–XVII веках, занимает несколько страниц, притом что автор включает в него только те сочинения, в названиях которых слово «метод» употреблено в именительном падеже.

Для трактата Вико характерна, хотя и в меньшей степени, чем для других его трудов, барочная эклектика сюжетов, сопрягающая в одном сочинении, к примеру, изложение системы всего научного знания и рассуждения о типографских шрифтах, компасе и телескопе; здесь же мы найдем разделы о христианской теологии, поэтическом искусстве, проблемах интерпретации некоторых аспектов римского права и необходимости реформы университетов. Сам Вико в автобиографии представляет маленький трактат «О методе» как первый этап вынашиваемого им амбициозного эпистемологического проекта, способного составить конкуренцию самому знаменитому «Рассуждению о методе» в истории новоевропейской философии – сочинению Декарта. В «Жизни Джамбаттисты Вико, написанной им самим», неаполитанец самую свою жизнь представляет как приуготовление – и комментарий – к этому сочинению, названному им впоследствии «Новой наукой о природе наций» и ставшему венцом и оправданием его существования. Философское развитие Вико на страницах автобиографии предстает как напряженное драматическое действо. Завязкой этого действа становится изучение пропедевтических наук (грамматики и логики), подготовивших юный ум Вико к восприятию умозрительных истин платоновской философии. Затем чтение исторических сочинений Корнелия Тацита открывает ему отвлеченный, аисторический характер этих истин: ведь если Платон пишет о том, каким человек должен стать, то Тацит описывает людей такими, каковы они суть в действительности. В то же время, ограниченность метода Тацита проявляется в его описательности: он не в состоянии обнаружить аналогий и общих закономерностей в череде изображаемых им исторических событий. Дачный образец синтеза исторической конкретности и умозрения Вико обнаруживает, обратившись к юридическим сочинениям Гуго Гроция: в них он усмотрел первую попытку представить историю всех составляющих человеческий род наций как целое на основе универсальности естественного права. Наконец, завершает складывание этого канона авторитетов Бэкон, у которого Вико почерпнул идею прогресса научного знания.

Платон скорее украшает, чем обосновывает свою тайную мудрость народной мудростью Гомера; Тацит рассеивает свою Метафизику, Мораль и Политику по историческим событиям, как они дошли до него от предшествующих времен, разбросанными, смутными, бессистемными; Бэкон видит, что все божественное и человеческое знание, существовавшее до сих пор, нужно восполнить тем, чего в нем не было, и исправить в нем то, на что он указывает, но в отношении законов Бэкон не возвышается до вселенной государств, до течения всех времен, до распространения всех наций. Гроций же излагает в системе Всеобщего права всю Философию и Теологию.

«Постоянно держа перед глазами» труды этой четверицы авторитетов, Вико был полностью подготовлен к тому, чтобы перейти к самому главному труду своей жизни – «Новой науке»: «В этом произведении Вико, наконец, полностью раскрыл то Основание, которое он еще смутно и не вполне отчетливо имел в виду в своих предшествующих трудах» (подобно многим авторам автобиографий от античности до раннего Нового времени, Вико, обращаясь в этому жанру, пишет о себе в третьем лице). Подробный пересказ содержания «Новой науки» образует кульминационную часть автобиографии. За кульминацией следует эпилог, состоящий из двух частей: в первой из них Вико обстоятельно и подробно разбирает комментарии к «Новой науке», не забывая привести и историю создания каждого из них; во второй части речь идет о судьбе автора после окончания работы над самым главным трудом его жизни. Он не жалеет красок для описания ничтожества своего состояния: «Достигнув такой чести, Вико ни на что больше в мире не мог уже надеяться. Он достиг преклонного возраста, изнурен многочисленными трудами, измучен заботами о доме и жестокими судорогами в бедрах и голени, порожденными какой-то странной болезнью, пожравшей у него почти все, что находится внутри между нижней костью головы и нёбом. Тогда он совершенно отказался от занятий…». Венчает это драматическое повествование посвятительная надпись, адресованная Доменико Лодовичи, в которой Вико дает понять, что обуревающие его недуги суть болезнь к смерти: «Эти несчастные остатки злополучной „Новой науки* разбросанные по земле и по морю неизменно бурной судьбою, потрясенный и угнетенный Джамбаттиста Вико, раздираемый и усталый, как в последнюю надежную гавань, в конце концов передает». Очевидно, что Вико, автор столь многочисленных эпитафий и надгробных речей, которые ему приходилось сочинять за плату или ради упрочения своего положения при неаполитанском дворе, в лучших традициях гуманистической риторики пожелал составить эпитафию самому себе. Примечательно, что создание автоэпитафии совпадает с окончанием работы над трудом всей жизни Вико: наследуя авторам некоторых гуманистических автобиографий, Вико отождествляет себя со своим творением, в котором воплощается смысл его жизни. После «Новой науки» жизни нет – и вот за эпитафией следует надгробное слово, методично перечисляющее заслуги Вико в самых разных областях его деятельности: он был прекрасным преподавателем, великим ученым, умел дать достойный отпор невежественным критикам.

Замысел и метод главного труда Вико – «Новой науки» – угадывается не только в трактате «О методе», но и в целом ряде более ранних сочинений, возникавших на разных этапах его творческой биографии. Если принимать во внимание только обсуждаемые в них вопросы, то эти сочинения могут показаться весьма несходными между собой. Однако детальное рассмотрение показывает, что все их объединяет пафос (мы бы назвали его антитеоретическим) и стиль рассуждений автора – по-своему последовательный, хотя часто он и кажется современному читателю путаным и громоздким: в мышлении Вико уникальным образом сосуществуют и плодотворно дополняют друг друга одинаково сильные склонности к аллегорическим фигурам, с одной стороны, и к эмпирическому исследованию – с другой. Свидетельства, которыми располагают исследователи Вико сегодня, позволяют заключить, что замысел монументальной исторической энциклопедии всего созданного и познанного человечеством впервые возникает у него около 1709 г. Согласно первоначальному плану, труд его должен был называться «О наидревнейшей мудрости италийцев, восстановленной из оснований латинского языка» (De antiquissima italorum sapientia ex linguae latinae originibus eruenda). В 1710 г. он обсуждает замысел сочинения с Паоло Маттиа Дория, которому посвящает первую часть предполагаемого трехтомника – «Книгу метафизики» (Liber metaphysicus). Однако первому разделу суждено было остаться единственным – долженствующая последовать за ним «Книга физики» (Liber physicus) осталась серией набросков, а третий, заключительный том и вовсе не был написан (одной из причин тому могло быть начинавшееся недомогание – невралгические боли в левой руке, впоследствии мучившие Вико на протяжении многих лет). Рукопись «Книги метафизики» Вико послал Апостоло Дзено с надеждой, что отзыв на нее будет опубликован в венецианском «Giornale de'Letterati d'Italia». Завязалась полемика. Летом 1711 г. в этом авторитетном издании появилась анонимная (в современных исследованиях с неуверенностью приписываемая Бернардо Тревизану) рецензия на сочинение Вико. «Ответ, в котором находят разрешение три возражения ученого господина против Первой Книги "Наидревнейшей мудрости италийцев”» (Risposta nella quale si sciolgono tre opposizioni fatte da dotto signore contro il Primo Libro "De antiquissima Italorum sapientia”, 1711), Вико опубликовал, как и большинство своих сочинений, у Феличе Моски; неизвестный рецензент ответил ему снова на страницах венецианского журнала. После того как Вико опять напечатал отклик у Моски, в «Giornale…» ему наконец сообщили, что удовлетворены его исполненным «учености и скромности» ответом. Согласно собственному мнению Вико, оба его ответа венецианцам были исполнены «благородства и превеликого изящества» (е onorevolmente si tratto, е con molta buona grazia si compose).