Книга Тайная жизнь Маши Ромашкиной - Амалия Март

(Кави хищно улыбается)

Далее сцены…"

____*____*____*____*____*____*____

Закрываю сценарий и густо краснею. Нельзя читать такое на работе, нельзя. Моя от природы живая фантазия, весьма буйная, необузданная и живущая своей трехмерной жизнью, по привычке сразу рисует сочные картинки перед глазами. А что будет дальше совсем не тайна для меня, потому что…потому что… я совсем этим не горжусь, но такие сценарии для меня — совсем не в новинку.

Когда жилищный вопрос стал для меня критическим, а первый взнос хоть и был накоплен, но ужасно мал, пришлось искать подработку. Зарегистрировалась на кворке* и как-то сразу попался этот заказ. Сначала одна мысль взяться за такое…меня пугала. Постыдная, грязная работенка! Рисовать порно-комиксы, под сценарий заказчика — ни в одной художественной школе этому не учат, и ни одни родители к такому не готовят. Но оплата была настолько хороша в сравнении с другими мизерными кворками, что чувство безысходности пересилило гордость и мораль.

И вот, уже 76-ой выпуск подряд, я карандашник, контурщик, колорист и оформитель текста в одном лице. Единственное, что делаю не я — сценарий и заливка комикса в интернет. И в каких только "путешествиях" не побывала Конфетка за это время. Я не просто не пробовала все это, я о большей части даже не слышала. Зато теперь я теоретически весьма подкована в вопросах секса, нашелся бы только кандидат для тренировки…

— Так, девочки, летучка! — кричит Разумовская, без пяти минут Хромова, без одной начальник отдела. От ее громкого голоса я даже не вздрагиваю, потому что за столько лет привыкла к этой неугомонной женщине и даже подружилась с ней.

— Приглашены только девочки? — раздается низкое, ненавистное, справа от меня.

— Че, дорогой, ты вообще вип-персона на сегодняшнем собрании, поднимай свою тушку и гоу в переговорку! — смеется Разумовская.

Девчонки улюлюкают, вставая с места, и не упускают возможности подколоть чертова Че, что он нынче любимчик, а значит, ему стоит опасаться темных коридоров, потому что жених нашего главного специалиста — ужасный ревнивец. Я иду позади и не упускаю возможности разглядеть силуэт ненавистного мне человека во всех подробностях. Хорош, мерзавец. И спустя столько лет стал только лучше. Всегда же мечтаешь, что твой бывший осунется, разжиреет, покроется стремными пигментными пятнами, а не вот это вот все…

Стройные метр восемьдесят с, по меньшей мере, метром в плечах, густые черные волосы, уложенные по модным канонам, и умопомрачительная накачанная задница… Блин, Ромашкина, только не пялься на его задницу! Но поздно, я уже попала в плен темно синих брюк, облегающих крепкий орешек, и кажется, где-то из уголка губ у меня течет слюна. Вот и вдохновение для сегодняшних фреймов**.

Поднимаю глаза от совершенства чистой воды и встречаюсь с наглой ухмылкой. Вот черт! Руслан видел, куда я смотрела. Теперь и это будет использовано против меня. Его взгляд прожигает до состояния тлеющей спички, и я моментально покрываюсь густым румянцем. Божечки, почему ты создал его настолько неотразимым и при этом таким подлецом?

Все четыре месяца с его появления в нашем отделе я стараюсь не смотреть ему в глаза. Чтобы он не говорил, как бы не потешался надо мной, я не поднимаю взгляда. Потому что стоит мне это сделать, я снова попаду в эти сети, иного и быть не может.

— Так, рассаживаемся шустрее, шустрее, — подгоняет всех Разумовская. — Блин, вы чё сегодня такие медлительные? Понедельник день тяжелый, да? — обводит всех шутливым взглядом. — Ну, ничего, сейчас я всех вас растормошу!

Небольшая пауза заполняется звуками выдвигаемой мебели, щелканьем ручек и тихим перешептыванием. Руслан садится рядом с Кононовой, нашей местной охотницей за мужиками, и что-то тихо говорит ей на ухо. Та игриво смеется, подмигивая ему. Ну вот, очередная жертва на крючке.

— Па-па-па-пам, — имитируя знаменитую симфонию Бетховена, начинает Разумовская. — Итак, дорогие мои, не буду нагнетать атмосферу, все просто. Наша прекрасная Летунова с должности начальника отдела уходит в декрет, я иду на ее место, а на мое идёт кто? Правильно, тот кто пройдет отбор. Заявки в установленной форме отправлять сразу эйчару на электронку, срок — до пятницы. Вопросы?

Дружный гомон коллектива сливается в ряд вопросов и смешков. Инна с присущей ей лёгкость и юмором отвечает на все. Я просто сижу, вырисовывая в рабочем блокноте наброски для сегодняшнего сценария, не слишком вовлеченная в разговор, потому что, как говорится, нас и здесь неплохо кормят, тише едешь дальше будешь, лучше синица в руках, чем журавль в небе…ну, вы поняли суть.

Во мне нет совершенно никаких амбиций, более того, я обожаю свою текущую работу! С заказчиками почти не общаюсь, ответственность только за собственную работу и продуктивность, и, вообще, взаимодействовать ни с кем не надо — сиди и рисуй себе. Не работа — мечта! Зарплата, правда не супер, но найти подработку не так уж и сложно. Собственно, о подработке…

Купальник надо нарисовать зеленым, под цвет глаз Конфетки. И подумать над плавками для мужиков. Длинные или лучше классические? В классических проще эрекцию нарисовать…

— Ромашкина, але, — толкает меня в бок, рядом сидящая, Ленка Серебрякова.

Я поднимаю голову и вижу, что все смотрят на меня.

— Эм, что? — задаю вопрос и краснею. Ненавижу такие ситуации, а они, как назло, постоянно со мной происходят.

— Бла-жен-ная… — раздается тихое сбоку. Кононова, кажется, ненавидит всех вокруг, иначе зачем с таким упорством поливать окружающих помоями? От мужского смешка я еще больше заливаюсь краской.

— Маш, эскизы для "Апельсинов вай" готовы? — мягко повторяет вопрос Инна.

— Угу, — подтверждаю я и снова зарываюсь носом в блокнот.

Летучка идёт своим ходом и без моего активного участия, так что я даже не пытаюсь вслушиваться в то, что говорят. Когда все встают со своих мест, я тоже поднимаюсь. Зажимаю блокнот подмышкой и тихонько следую за толпой по коридору. Взглядом изучаю плитку под ногами, а мысленно перебираю в голове раскадровки для оргии Конфетки. Где лучше расположить ее — в центре толпы, или сбоку, с конвейером мужиков позади?

Мои раздумья резко прерывает стена, в которую я впечатываюсь лбом. Вот они последствия хождения с опущенной головой! Улетаю на пол от неожиданного столкновения и больно стукаюсь локтем.

— Блин, Мышкина, смотри куда идёшь, — звучит надменное прямо над головой и волей-неволей я поднимаю глаза и встречаюсь со взглядом черных глаз. В них — только бездна, способная поглотить, тьма, которую я однажды полюбила, отчаяние и боль той девочки, которую он уничтожил когда-то. А вот и стена.

— Ромашкина, — бурчу я невпопад.

— Не важно, — цедит он и в одно резкое движение ставит меня на ноги.

Там, где его руки на мгновение коснулись меня — горит огнем. Меня поражает тот факт, что он по-прежнему может вызывать такие реакции моего тела. Один взгляд, одно касание пальцами и я воздушный шарик, отпущенный в небо. Отскакиваю от него, как ужаленная, и несусь в кабинет.