Книга Брачные игры чародеев - Артем Тихомиров

— То-то и оно, — вздохнул фокстерьер. — Я торчал в своем поместье, занимался волшебством и маялся дурью в перерывах между занятиями. Я там чуть с ума не съехал!.. А все почему?

Я сел в кресло. У меня не было сил разгадывать собачьи ребусы. В глубине дома грохотало — Гарния занималась хозяйством. Она была недовольна, а может, и больше — разъярена. По тому, как валятся на пол кастрюли, тазы и прочее, можно судить, насколько сильно повысился градус ее раздражения.

— Мне кажется, ты именно съехал, — сказал я.

Пес прижал уши.

— Почему?

— Это только предположение.

Леопольд покачал головой:

— Ты не знаешь этой истории, Браул. Но я расскажу. Ты ведь знаком с моим дедушкой? С Вольфрамом Лафетом Первым?

— Ага. Этот суровый старик навечно отпечатался в моей памяти после того, как в детстве он застал нас с тобой за чтением «Магического бестиария». Там были такие картиночки… прямо скажем, не для сопливых будущих волшебников. Оба уха у меня болели две недели. За левое оттаскал меня твой дедуля, а за правое — мой папуля.

— У тебя пострадали уши, Браул, а у меня — пятая точка. Я не мог сидеть на ней очень долго, — проскулил Леопольд, вылизывая блюдце, где был джин.

Подняв голову, он попросил у меня еще порцию. Да, конечно, всегда пожалуйста. Браул никому не откажет.

Леопольд прикончил выпивку и рыгнул.

— Всю мою жизнь дед нависал надо мной мрачной тенью. Точно так же он поступал с моим отцом, пока тот не женился. И теперь Вольфрам хочет, чтобы я тоже взялся за ум, и подыскал мне невесту.

— Ужас… то есть, как?

— Вот так. Ее зовут Фероция Зипп.

Я не поверил своим ушам и попросил повторить. Фокстерьер повторил, хотя и с трудом: выпитый джин сказывался на его способности говорить членораздельно.

— Что-то знакомое, — сказал я, потирая аристократический подбородок. — Очень знакомое.

— Фероция — дочь крупного банкира, точнее, главы сети банков, которая охватывает весь Эртилан. Партия — с экономической точки зрения — наиболее выгодная. И хотя Лафеты не бедствуют и входят в число богатейших семей, дед считает, что породниться с Зиппами — именно то, что нам нужно. Вольфрам давным-давно взял моду решать все и за всех.

— А твой отец?

— На родине мой папаша не показывался уже лет пять, я понятия не имею, где его носят соленые ветра странствий. Подозреваю, он сбежал именно из-за Вольфрама.

— История твоей семьи наполняет меня пессимизмом, — заметил я. — А про старину Зиппа я, конечно, слышал. Вроде бы Гермиона говорила мне про его дочь. Если не ошибаюсь, она такая… — Я показал руками, словно изображая габариты платяного шкафа. — В общем, девица немалых размеров…

Гермиона, моя то ли троюродная, то ли еще какая-то юродная сестренка, между прочим, именно так и описала Фероцию. Я немного сгладил острые углы и не упомянул ее хлесткое определение: «Такую девушку можно использовать в качестве стенобитного орудия».

— Ты попал в точку. Ее размеры поражают воображение. Всю ее можно обозреть, только если отойдешь метров на сто, — простонал Леопольд. — И дед хочет, чтобы я на ней женился! Чтобы мы обустроили свое семейное гнездышко и жили долго и счастливо! — Фокстерьер ударился головой об пол. — Что мне делать?

— Как я понимаю, ты категорически отказываешься стать женихом этой юной девы?

— Категорически. Так категорически, как только возможно! — рявкнул пес.

— Понятно. А как это связано с твоим заключением в поместье Гордые Орлы?

— Напрямую. Я влюблен в другую девушку, и Вольфрам знает об этом. Он сослал меня в Орлы для того, чтобы оградить от встреч с Ирмой.

— Кто такая Ирма?

— Разве ты не в курсе?

— В Мигонии много девушек, Леопольд.

— Ирма — самая лучшая, самая достойная, самая… — Фокстерьер не мог подобрать слов.

— Я понимаю. Но почему твой дед против? Она что, простолюдинка и не достойна влиться в ряды древней магической аристократии?

— Что ты! Достойна! Она — баронесса, дочь Ллуга Молейна.

— А-а! Что-то я запамятовал. Знаешь, когда Гермиона является ко мне и начинает трещать как сорока, я ничего не соображаю и могу упустить важные сведения. Так твоя Ирма — чародейка?

— Нет. Но и Фероция тоже не чародейка. Вольфраму наплевать на это обстоятельство…

Язык Леопольда все больше заплетался. Так, глядишь, завяжется в узел. Пес всеми силами боролся со сном, но по всем признакам проигрывал битву. Я подумал, что можно наколдовать ведро ледяной воды и хорошенечко окатить фокстерьера, чтобы он взбодрился. Однако я по-прежнему пребывал не в той форме, чтобы чародействовать по правилам.

— Так вот. Однажды Вольфрам вызывает меня к себе и требует, чтобы я немедленно удалился в Гордые Орлы и сидел там, пока он меня не вызовет. Знаешь, сказано это было таким тоном, с таким чувством, так твердо, что я не смог противиться…

— Ультиматум?

— Он самый. Дед узнал, что я встречаюсь с Ирмой, и разъярился. Еще бы, он хотел, чтобы я встречался с этой баржей, наряженной в платье, а я отказался. Что мне было делать? Вольфрам — могучий волшебник, он способен не только за уши таскать. Однажды, когда мне было десять, я свистнул из его стола трубку и табак, чтобы попробовать… ну, понимаешь. Так Вольфрам, конечно, изловил меня и превратил в богомола. Я жил у него в коробочке целую неделю. И папаша и мамаша (тогда еще живая) ничего не смогли сделать. Они изнывали в муках, наблюдая, как их чадо ведет таинственную насекомую жизнь.

— Да-а, нрав у твоего деда суровый.

— Ик… это очень мягкое определение, Браул.

— Значит, ты нарушил его запрет, — сказал я, — и он превратил тебя в собаку? Я сделал верный вывод?

— Верный. Все произошло сутки назад. У Ирмы в доме был прием, ну, обычный такой прием, я бы даже сказал, бал. Ее папаша любит подобные мероприятия, на которые собирается куча всякого народа. В основном высшие богатеи и волшебники-аристократы… Кстати, ты зря не посещаешь такие вечеринки. Там много хороших девушек.

— Я скромный труженик чар и зелий.

— Так ты никогда не женишься.

— Зачем? Чтобы окунуться в море ужаса, в которое отплывает семейный корабль сразу после свадьбы?

— Ты неисправимый… — улыбнулся Леопольд. Наверное, настоящие фокстерьеры в жизни улыбаться не умеют. До чего забавно наблюдать, как эта человеческая способность передается собачьей оболочке. — Ладно, иду дальше. Все то время, пока я был в Мигонии, я постоянно вынюхивал, не ищет ли меня Вольфрам. Не прознал ли, что я удрал, нарушив его приказ. Все вроде бы шло хорошо. Мы же с тобой исходили город вдоль и поперек и ни малейшей странности не заметили. Ты ведь не заметил?