Книга Незваный гость - Татьяна Коростышевская

– Я все слышу, Эльдар,– сообщил Крестовский кисло. - Продолжишь над начальством потешаться, сам в эту тьмутаракань поедешь, да не просто так, а занять освободившееся место тамошнего пристава.

– Не околоточный? – уточнила я, черкая в блокноте. - Пристав? Блохин Степан… Как по батюшке?

– фомич. Блохин Степан Фомич, отcтавной прапорщик.

– Женат? Дети есть?

Как бы шеф не был на меня зол, деловитость ему очень нравилась. Я же писала, чтоб смотреть на строчки, а не на львиногривого своего действительного статского советника. Служба и личная жизнь, как вас разделить? Эх, Геля, решать тебе что-то пора. Потому что не делится оно, хоть тресни.

– Нет, - ответил Крестовский. - Блохин холост и бездетен, а с груденя шестого числа ещё и мертв.

Я обвела первую строчку траурной рамкой.

– Когда узнали?

Шеф хмыкнул:

– Нынче утром, когда запросы из Змеевичской управы разбирал.

Начало груденя, а сегодня у нас двадцать пятое число лютаго. Три месяца. Однако, работа нашей почты оставляет желать. Дождутся ироды конкурентов, гнумы давно в сенат предложение о частных письмодоставках внесли. Глядишь, к осени вопрос и решится.

Я записала дату и «уезд Змеевичи», к которому относился упоминаемый Крыжовень.

– Причина смерти?

– Официально – самоубийство.

– Наследники имеются?

– Дальние родственники, но им, по понятным причинам, ничего не перепадет. Сам Степан богатств не нажил.

Ну да, если бы этот Блохин на службе жизни лишился, то и пенсия его и что-нибудь за выслугу перешли бы по наследству, а так… Кошмарная ситуация. И позор.

– Ну ведь господин пристав не сам руки на себя наложил? - спросил Мамаев. – Иначе мы бы сейчас не заседали.

– Давай, Семен, - Зорин поглядел на часы, - карты на стол. Ты со Степкой, земля ему пухом, явно письмами обменивался.

Выхватить замусоленный конверт я успела первой. Мокошь-град, Кресты, его превосходительству… лично в руки… Ну и почерк!

– Пятое груденя? – Цифры на штемпеле оказались отчетливы. - За день до смерти? Когда пришло?

– Нынче, - вздохнул шеф.

Чтоб как-то утешить начальство я сообщила ему о гнумах и частных инициативах, кои непременно придут на смену берендийскому почтовому ведомству, одновременно извлекая и разворачивая на столешнице листок в косую линейку, исписанный с одной (я проверила) стороны казенными синими чернилами.

Мамаев заглядывал мне через плечо, скрип стула возвестил, что Иван Иванович покинул насиженное местечко, чтоб полюбопытствовать.

Обязательных приветствий в письме не было, как и абзацев, и заглавных букв.

«Плохо дело, – писал покойный, – обложили твари злобные, заморочили».

Дальше шло нечто неразборчивое. Голоса? Точно. «…загробный голос будто из под пола…» Тыщщи? Это, наверное, тысячи. Многие тысячи там припрятаны. Где там? Под полом? Еще какие-то он и она. Он грозился, а она хохотала демонски.

О покойниках плохо думать нельзя, но кто так предсмертные послания пишет? Вот я, например, список с именами составлю подробный, чтоб после сыскари сразу знали, кого допрашивать.

Внизу странички стояло:

«Ежели, ваш бродь, Степку вашего оговаривать примутся, что сам в петлю на осиновом суку полез, то не верьте, не таков я человек, и не поминайте лихом».

Распрямившиcь и отдав письмо для изучения Зорину, я обратилась к шефу:

– С каких пор господин Блохин должность пристава занимал?

– Три с половиной, почти четыре года.

– Писал часто?

– Не часто, но регулярно. Предвосхищая вопросы, Εвангелина Романовна, переписку такого рода я хранить обыкновения не имею. Поэтому придется вам обойтись устным пересказом. Степан мой родом из тех мест, хутор его, к несчастью, полностью обезлюдел, поэтому Блохин попросился служить в Крыжовене и был тем доволен. Его письма, исключая последнее, были толковы и благодушны. Жизнь в провинции ему нравилась, местные жители проявляли приветливость, природа… – Крестовский махнул рукой. - Чистая идиллия. В прошлом году среди обычной буколики стали появлятьcя разные околослужебные вопросы. Просил, к примеру, проверить некоего господинчика, бойкую торговлю паровозными акциями наладившего.

– Ветку железнодорожную до Змеевичей добросили, - сказал Мамаев, уже разглядывающий со вниманием настенную карту, – как раз в это время.

– Как звали господинчика? – спросила я.

– Федор Игнатьевич Химеров, – без запинки ответил шеф, - мещанин, родом из Нижнеградской губернии, действительно маклер.

На всякий случай я это все записала.

– Еще что Блохин спрашивал?

– Просил прислать ему чародейских стекол, сквозь которые рунную вязь рассмотреть можно.

– То есть, сам он чародеем не был? - спросила я для проформы.

– Был, Геля.

Дернув на себя ящик стола, я достала свои очки с чародейскими стеклами, водрузила их на нос и отобрала письмо у присевшего на освободившееся подле меня место Ивана. Я-то ни разу не чародейка.

– Теперь видишь? - спросил Зорин с сочувствием и показал, куда смотреть. - Это аркан на Семена, чтоб только он конверт распечатать мог, это на скорость. Он, кстати, наложен прескверно.

– Вот-вот, - поддакнул шеф. - А как тебе, Ванечка, призыв к стихиям с ошибкой в каждом втором символе?

– Он для чего? - сняла я очки.

– Не для чего, - ответил Зорин. - Он пустышка, навроде детской считалочки.

– Мнемотехника, - Семен сочувствие ко мне, чарами обделенной, тщательно скрывал, - помогает неофитам запомнить графический рисунок основных рун.

– А еще, – зловеще протянул Эльдар от карты, - xодят среди нашего вида колдунского слухи, что бережет сей призыв нас от безумия чародейского. Сдается мне, сыскарики, наш Степан покойный разум по капле терял, и того боялся.

Эльдар Давидович воткнул в карту алый бумажный флажок, будто точку в разговоре поставил, вернулся к столу, прогнал Зорина, сел рядом со мной.

– На месте разбираться надобно. - Крестовский оглядел нас по очереди. - Прибыть в Крыжовень инкогнито, осмотреться, народ расспросить. После войти в контакт с местным присутствием, бумагу официальную им показать. Что-де прибыли из столицы одного из нижних чинов до пристава повысить.

– Перфектно, - решила я и смешалась под укоризненным взглядом начальства.

Мое паразитное словечко Семен Аристархович не обожал.

– Знаешь, букашечка, - Эльдар одарил меня заговорщецкой улыбкой, его «букашечки» тоже признавались у нас паразитными, - а ведь тебе и вправду в Крыжовень соваться не стоит.