Книга Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин

В подразделении Квеона его оформили как захваченного языка. Затем Квеон и его подразделение передали его корейским особистам. Оказалось, что под покровом ночи он переплыл реку Хан (Han). Перебежчик потребовал встречи с представителями СССР и в особенности просил его обязательно связать с советским представителем госбезопасности. Когда его доставили к одному из таких советников, американский перебежчик назвал себя Джоном Хардом и сообщил, что в Москве готовится убийство одного из вождей, скорее всего — самого главного советского вождя. По словам перебежчика, он подслушал разговор двух офицеров войсковой разведки, которые сказали, что после ликвидации советских лидеров (вроде бы они говорили о некоем дядюшке Джо) начнется генеральное наступление на Кима и Пэна. Покушение готовится таким образом, чтобы создалось впечатление, что вождь заболел естественной болезнью. О полученной информации было сообщено наверх по инстанциям. Она попала в руки министра государственной безопасности Игнатьева, а потом на стол куратора силовых структур по линии Совета Министров СССР, первого заместителя председателя Совета Министров СССР Сталина Булганина, который заявил, что это чепуха, так как вождь железно защищен, а болезнь подделать нельзя. Наконец после долгих обсуждений военные советники СССР, находившиеся в Корее, вечером по местному времени 1 марта решили сообщить o перебежчике маршалу госбезопасности Берии, куратору советского атомного проекта. Решение было принято потому, что Берия, хотя и не курировал силовиков, попал в список рассылок по Корее, поскольку занимался вопросами, связанными с усовершенствованием самолетов МиГ-15. Дело в том, что, будучи ответственным за создание атомной бомбы, Берия курировал также вопросы доставки создаваемых атомных бомб, кроме того, в его ведении находилась противовоздушная ракетная оборона. В создании последней принимал участие его сын Серго. Информация о перебежчике, которая поступила утром 1 марта 1953 года, была направлена Берии еще и потому, что в ней говорилось и о подготовке атомной атаки на СССР.

28 февраля, 22 часа 39 минут. Москва, улица Грановского

Человек сибаритского вида в бархатном халате сидел дома перед телевизором КВН и размышлял, догадался ли Берия об утечке. «До чего же он скрытный, — подумал сибарит о Берии, — и если бы не растяпа Маленков, то так бы он и не узнал о новой бомбе». А это главное, что от него требовали там. Пока все шло по плану, скоро можно будет занять кабинет в Кремле…

1 марта, 7 часов 23 минуты. Челябинск

Маршал госбезопасности Лаврентий Павлович Берия сидел в гостиной большого номера красивого загородного дома, который служил гостиницей для особо важных гостей, приезжающих в Челябинскую область. Берия, 53 лет от роду, был грузным толстоватым человеком чуть ниже среднего роста, с нездоровым цветом лица. Он сидел за столом на загородной даче Челябинского обкома КПСС и смотрел в окно. До этого довольно узкое лицо Лаврентия в последнее время располнело. Появился второй подбородок. Щеки как бы лежали на плечах. Спинка носа была плоская, большая и хорошо уравновешена обоими крыльями носа. Нависающий над губами кончик носа («висячий галл») указывал на личность, занимающую прочное положение в обществе. Мочки ушей были выражены плохо. Пухлые чувственные губы и раздвоенный подбородок, придававший лицу интеллигентность, довершали картину.

Будучи близоруким, Берия носил пенсне без оправы, что иногда делало его похожим на скромного совслужащего. Пенсне надевал так, что нижние края стекол торчали немного вперед, и постоянно протирал его, когда волновался. Из-за своего пенсне Лаврентий Павлович чем-то напоминал ученого. Его лысый череп вмещал в себе мозг необыкновенного свойства. Лаврентий обладал почти абсолютной памятью. Он любил смотреть собеседнику прямо в глаза, чуть-чуть прищуриваясь. Рука Берии была пухлая, влажная и многим при рукопожатии казалась мертвенно холодной. Голос был чуть ворчливый, бурчащий, фраза небрежная, короткая. Его русская речь была правильная, без ошибок, хотя слова он произносил с небольшим грузинским акцентом. Было лишь слышно, что в слове «трудно» он растягивает звук «у», вместо слова «партию» произносит «партю», вместо слова «новым» — «новим». Берия заразительно смеялся, как ребенок. Когда он улыбался создавалось впечатление, что растянутые уголки губ — всего лишь отвлекающий маневр. Берия всегда держался прямо и не сутулился, хотя было видно, что выправка его не военная. Жизнь изрядно потрепала его тело. Поэтому ныне различные желания юности уступили банальному «больше сна». Он любил держать руки в карманах брюк, но погружал туда только большие пальцы, ладонь же оставалась снаружи. Приветствуя народ, он поднимал правую руку, сгибая ее в локте и поднимая на уровень шляпы, ладонью вперед, но не козырял, как Маленков или Молотов. Походка Берии тоже была своеобразной, он резко поднимался на носок опорной ноги, отчего как бы подпрыгивал.

Как правило, Берия был безупречно выбрит и аккуратно одет. Он вообще предпочитал одеваться хорошо, любил классический костюм серого цвета в продольную черную полоску. В последнее время после того, как Лаврентий Павлович резко располнел, костюм сидел довольно мешковато. Галстук он носил не очень широкий, завязанный не совсем симметрично. Берия любил пальто макинтош (в своем родном Тифлисе он ходил в темном двубортном пальто и носил кепку) и постоянно носил шляпу, которую надевал глубоко. Лаврентий Павлович предпочитал темную «федо ру», шляпу, вошедшую в моду еще в конце XIX века и сохранявшую популярность по крайней мере всю первую половину следующего столетия. Он не любил каракулевые папахи, какие были у большинства членов ЦК КПСС, а потому даже зимой их не носил.

После стольких лет, проведенных в Москве, Лаврентий Павлович думал на русском языке. Эти годы, прожитые в фактическом отрыве от грузинского языка, давали о себе знать. Он фактически врос в русскую культуру. Шутки ниже пояса, матерные анекдоты он не признавал. Русский народ любил анекдоты, и Берия их хорошо знал. Он часто использовал такие выражения, как «япона мать», «да ладно, бог с вами», «ни рыба ни мясо, ни кафтан ни ряса». «Ну и ладно, ну и хрен с вами», — говорил про себя Берия, оправдывая свои поступки. «Н-да, интересно, — любил он сказануть в неясных случаях, а потом тихо добавлял: — Не надо оваций, командовать парадом буду я». Берия любил роман Ильфа и Петрова «12 стульев», который после войны был почему-то запрещен.

Он не любил роскоши и поселился в загородной гостинице обкома КПСС потому, что она была ближе всех к аэродрому. Начало весны 1953 года застало Берию в Челябинске. Вчера Лаврентий Павлович посетил завод по обогащению изотопа лития-6. Там шли последние приготовления к запуску производства по глубокой очистке лития-6 и синтеза его гидрида (дейтерита). В Челябинске, хотя там уже наступило 1 марта, стояла суровая морозная сибирская зима.

Берия тяжело поднялся из-за стола. В последние годы Лаврентий Павлович чувствовал себя все хуже и хуже, начал сдавать, что-то часто стала беспокоить непонятная усталость. Он погрузнел, располнел, появилось пузо. Иногда кружилась голова, бывали приступы тошноты. Все чаще он ложился на диван в своем большом кабинете и в течение нескольких минут не мог подняться от усталости. Он даже посетителей иногда принимал лежа. Что-то было явно не то со здоровьем. Особенно ухудшилось самочувствие после посещения им полигона под Челябинском в 1949 году и после испытания второй атомной бомбы. Он не отжимался от пола уже несколько лет.