Книга Лисы и львы - Инна Шаргородская

Три года после этого Кароль гробил себя как мог. Гулял по лезвию ножа, что было, в общем-то, совсем нетрудно – с его дружками и пристрастиями. Жить ему не хотелось.

Умирать, впрочем, тоже. Хотелось продать душу дьяволу. Но тот все не являлся, сколько Кароль его ни тешил… и теперь, по прошествии десяти лет, лишь одно и радовало – хотя бы кровью своих рук он все же тогда не замарал.

И однажды судьба, вооружившись всей своей иронией, свела его вместо дьявола с демоницей высшего ранга и – одновременно – с еще одним представителем чудесного племени асильфи. Который нечаянно-негаданно оказался родным братом Клементины и тоже был настроен категорически – отобрать сестру у злодея-мужа, наверняка удерживавшего ее силой.

Демоница же хотела видеть у своих ног в качестве жертвы самого «ангела»-асильфи, пойманного уже было ею в сети несколько раньше, да упущенного. И Кароль, по-прежнему еще не обременявший себя вопросами морали, охотно взялся помочь обоим. И демонице, и «ангелу». Расклад его устраивал – в итоге этих колдовских игр Клементина запросто могла остаться и без мужа и без брата. Одна – в чужом для нее мире. При активно сочувствующем родственнике…

Кажется, он так никому и не помог тогда. Обнаружил попутно, что опасность угрожает и самой Клементине, которую он именовал про себя ангелом без всяких кавычек, и тут же принялся сдавать всех и каждого направо и налево. Даже до Идали достучаться пытался, чтобы тот принял свои меры и защитил жену… Запутанная, в общем, приключилась история, с кучей действующих лиц самого разного пошиба – под конец даже и дьявол таки явился!.. Но всех деталей хитросплетения тогдашних событий Кароль на самом деле не знал. И вспоминать о них не любил. Главное, демоница до «ангела» не добралась. И Клементина осталась при муже.

Тем не менее «ангел» в знак благодарности неведомо за что, должно быть, за мимолетное благое намерение, сотворил со своим двуличным помощником нечто такое, после чего продолжать прежнюю жизнь стало невозможно. То ли совесть в нем пробудил, то ли душу вывернул наизнанку?… Произвел, во всяком случае, некое загадочное магическое действие, которое называлось так – «сотру с твоего лба бранное слово». И стер ведь… даже разрешения не спросил!..

Вот и пришлось Каролю Хиббиту сделаться порядочным человеком. Обзаведясь в результате преждевременной сединой и рассудок сохранив только чудом.

Звали того «ангела» Себастьян Герьер, и был он нынче лучшим другом капитана Хиббита. Главным покровителем его и заступником перед лицом частенько гневающегося начальства…

Юргенс спросил о чем-то, но Кароль услышал его не сразу, захваченный непрошенными воспоминаниями.

Следом за которыми притянулась вдруг некая пугающая мысль… но оформиться толком не успела. Вопрос требовал ответа, и Кароль, торопливо отогнав лишнее, повернулся к брату.

– Что?

– Ты хочешь, чтобы я отвел тебя к нему? – повторил Юргенс с несколько удрученным видом.

– Нет, – решительно сказал Кароль. – Твоей жизнью мы, знаешь ли, рисковать не будем. Я предлагаю такой вариант – ты звонишь ему и напрашиваешься в гости, а вместо тебя прихожу я. В замаскированном виде, – добавил он, припомнив «Божественный» театр и с трудом удержавшись от зубовного скрежета. – Накладной нос, усы до колен, кепка-«аэродром» от Кардена…

Юргенс не улыбнулся.

– Думаешь, сумеешь пройти?

– Я десять лет его не беспокоил. Любой разумный человек снял бы в конце концов защиту – зачем понапрасну тратить силы?

– От Идали всего можно ожидать, – возразил Юргенс. – Тем более что сил у него хватает.

– Проверим, – пожал плечами Кароль.

– Я могу еще пригласить его к себе…

– …и в твоей квартире появится оригинальное украшение – каменная статуя технического гения всех времен и народов Юргенса Хиббита. Не пойдет. Приглашай его в кабак тогда уж, а вместо тебя опять же появлюсь я. В кепке…

– Рисковая ты голова, братец, – сказал со вздохом Юргенс. – Ладно… звонить прямо сейчас?

Кароль кивнул.

Вспомнил наконец о коньяке, сделал глоток. Но никакого вкуса не почувствовал вовсе.

* * *

Ниамея, сутками раньше

Не зря капитану хотелось плюнуть на конспирацию. Как оказалось, с ней он точно перестарался.

Ответ и в самом деле был под рукой.

Вернее, очутился под ней, как только на рабочий стол перед Дионой Физер легли бумаги, присланные координатором Виллером. То были список родственников и друзей квейтанского разведчика и письменный отчет-характеристика, составленный одним из ее коллег-психологов после личного знакомства с капитаном Хиббитом около полутора месяцев назад – когда монтальватцы занялись всерьез рассмотрением его кандидатуры на роль своего агента.

Несколько строк в этом отчете были подчеркнуты – Виллером, должно быть, не преминувшим в него заглянуть. Их Диона и прочла в первую очередь.

«Цвет ауры к. Х. свидетельствует о самолюбии, амбициозности и тщеславии».

«Склонен отдавать приоритет личным интересам в ущерб общественным».

«Сложные задачи предпочитает решать в одиночку, без посторонней помощи, воспринимая их, скорее всего, как вызов собственным силам».

Попытки доказать что-то самому себе, имеющие в основе неуверенность? – заинтересовалась Диона. Записала в своем рабочем блокноте: «Сложная задача? Брошен вызов самолюбию? Затронуты личные интересы?» И задумалась, припоминая дни собственного знакомства с капитаном Хиббитом.

Впечатление он произвел на нее тогда самое благоприятное – «человек-праздник», «душа общества», как называют подобных компанейских людей на его родине. Общаться с ним было легко и весело – преподносимые сведения он схватывал на лету, постоянно смешил свою наставницу и умел отпускать столь изящные комплименты, что польщенная Диона лишь спустя некоторое время спохватывалась – предназначены-то они были не ей настоящей, а «кру Физер»… есть разница! Впрочем, любая похвала приятна любому существу, даже нематериальному, особенно если кажется искренней.

Никакой особой амбициозности или тщеславия сама она в капитане не приметила. Не больше, во всяком случае, чем их приличествовало иметь «Волчку», в образ которого он в те дни активно вживался.

Коллега же ее вел наблюдение при обычных для капитана Хиббита, бытовых, можно сказать, обстоятельствах – познакомившись с ним под видом художника на какой-то презентации и проведя после этого вместе, почти неразлучно, несколько веселых дней.

Впрочем, капитан ведь и тогда играл роль – питерского журналиста, будучи на самом деле квейтанским наблюдателем…

А бывает ли он вообще когда-нибудь самим собой? Даже и с самыми близкими ему людьми?

«Детская травма?» – записала в блокнот Диона, после чего отложила характеристику и взяла со стола другой листок.