Книга Гений - Джесси Келлерман

— Да что ты? — ответил я.

— Это рисунки. Пером и фломастером. Тебе понравится.

Я нехотя поинтересовался, кто художник.

— Он из Кортс, — ответил Тони.

Кортс — это Мюллер-Кортс, квартал в Квинсе. Самый большой и безопасный район новой застройки во всем штате. Его возвели после войны, и дома там предназначались для среднего класса. Такая псевдоутопия — улицы, залитые ярким белым светом, двадцать шесть тысяч респектабельных жителей, два десятка высоток, два гектара земли. Памятник богатству, напыщенности, а заодно памятник всем арендодателям. Гнойный прыщ на лице и без того мерзкого района, который к тому же носит мое имя.

И я размяк. Проникся сочувствием к художнику, живущему в такой чертовой дыре. Хотя сочувствие — не повод для совместного бизнеса. Я этот богом проклятый район не строил, это мой дедушка постарался. Я не обслуживал эти дома и не довел их до нынешнего состояния. Это заслуга папочки и братьев. И все-таки я поддался. Что такого плохого случится, если я просто гляну на «художника» и на его «картины»? Главное, чтоб не начали болтать, будто моя галерея распахнула двери для всех страждущих. А тут всего-то и надо, что сходить и посмотреть. Невелик труд. Уж для Тони я могу выделить время. Глаз у него наметанный. Если он говорит, что мне понравится, так, скорее всего, и будет.

Нет, браться за новенького я не собирался. У меня и так от клиентов отбоя не было. Просто людям нравится, когда эксперт подтверждает, что у них хороший вкус. Наверное, и уравновешенный Тони поддался этому соблазну.

— Дай ему мой электронный адрес.

— Итан…

— Или пускай зайдет. Только скажи, чтоб сначала позвонил и сослался на тебя.

— Итан, я ему ничего не скажу.

— Почему?

— Потому что я не знаю, где его искать.

— Кого?

— Художника.

— Как не знаешь?

— Не знаю. Он пропал.

— Как пропал?

— Совсем пропал. За квартиру три месяца не платит, на людях не показывается. Там забеспокоились: не умер ли? Комендант вскрыл дверь, но тела не нашел, зато нашел рисунки. Слава богу, он догадался сначала мне позвонить, а ведь мог бы и сразу их на помойку вынести.

— Он тебе напрямую позвонил?

— Он позвонил в управляющую компанию. А те стали звонить начальству. Поверь мне, было из-за чего. Эти рисунки не отсюда.

— Рисунки. — Как-то мне с трудом во все это верилось.

— Да, рисунки. Но это живопись. Настоящая.

— И на что похоже?

— Трудно сказать. Так словами не опишешь. — Тони вдруг занервничал, чего с ним обычно не случалось. — Поезжай и посмотри сам. Там дело не только в рисунках, но и в самой комнате.

Я сказал, что это фраза из рекламного буклета.

— Ладно тебе, Итан, не ворчи.

— Тони, ты правда думаешь, что…

— Правда думаю. Когда приедешь?

— Ближайшие пару недель я очень занят. Надо съездить в Майами.

— Нет, давай сегодня. Во сколько ты будешь?

— Ни во сколько. Ты что, совсем, что ли? Какое сегодня! У меня работы полно. Сейчас прямо все брошу и приеду!

— А ты прервись ненадолго.

— Да я еще даже не начал.

— Ну так тем более.

— Я могу… в следующий вторник заехать. Договорились?

— Сейчас машину за тобой пришлю.

— Тони, никуда они не денутся, твои рисунки. Подождут.

Он укоризненно замолчал. Правильно, лучшая защита — нападение. Я положил мобильный на стол и собрался спросить у Руби, какое у нас на сегодня расписание. Тони снова заквакал из трубки:

— Не спрашивай! Не спрашивай ее!

— Я…

— Садись в такси. Встретимся через час.

Я взял пальто, портфель и пошел на угол ловить машину. И тут телефон снова зазвонил. Кристиана подумала и решила, что можно сделать выставку и в августе.

Глава вторая

Все двадцать четыре башни квартала Мюллер-Кортс носят названия самоцветов. Задумка неплохая, этакий намек на фешенебельность. Только до фешенебельности этим домам далеко. Мы с водителем кружили по району, пока я не увидел Тони у «Граната», прямо рядом с вонючей кучей мусорных мешков, из которых что-то капало в сточную канаву. Бежевое верблюжье пальто аж светилось на фоне коричневого кирпича. Над подъездным козырьком развевались флаги страны, штата, города и корпорации «Мюллер».

Мы вошли в холл. Здесь было жарко, громко шумел пылесос. Персонал в форме — и охранники в будке за пуленепробиваемым стеклом, и слесарь, отковыривающий плинтус у двери в контору, и уборщица. Все знали Тони, все приветствовали его либо тепло, либо испуганно. Дверь из толстого стекла вела в темный внутренний дворик, с четырех сторон окруженный «Гранатом», «Турмалином», «Ляпис-лазурью» и «Платиной».

Помню, я однажды спросил отца, как им в голову могло прийти назвать дом «Платина». Даже я в свои семнадцать лет знал, что это не драгоценный камень. Отец не ответил, я спросил снова, уже громче. Он продолжал читать, вид у него был весьма раздраженный. «Не задавай дурацких вопросов» — вот и все, что я услышал. С тех пор я старался задавать как можно больше дурацких вопросов. Отец вскоре вообще перестал на меня смотреть. Я тыкал в него пальцем и спрашивал что-нибудь неожиданное. «Кто решает, какие слова войдут в словарь? Почему у мужчин нет сисек?» Я бы спрашивал и маму, но она к тому времени уже умерла. Может, именно поэтому отца так раздражали мои вопросы. Все, что я делал, все, что я говорил, напоминало ему о том, что я жив, а она нет. В конце концов я понял, почему этот дом назвали «Платина». Просто названия камней закончились.

С высоты птичьего полета этот район похож на гантели. Пары шестиугольников, четыре стороны которых составляют жилые дома, а две — здания инфраструктуры района. Между ними перекладина — детская площадка, парковка и лужайка, на которой можно посидеть, если погода позволяет. Кое-где есть баскетбольные корзины, бассейн (зимой воду из него спускают), натянуты сетки для волейбола. Несколько неухоженных садиков, мечеть, синагога, церковь, химчистка, два винных магазинчика. Человек со скромными потребностями мог бы вообще отсюда не выбираться.

Мы прошли по двору через центр шестиугольника. Стены, казалось, кренились под тяжестью кондиционеров, окрашенных птичьим пометом. Балконы служили складами ненужной и не уместившейся в квартиры мебели, плесневелых ковров, складных ходунков, так и не собранных мангалов. Двое ребятишек в огромных толстовках с надписью «NBA» играли в баскетбол, толкаясь и подпрыгивая. Кольцо треснуло и висело под углом тридцать градусов к окружающей действительности. Я спросил у Тони, почему его не чинят.

— Я напишу менеджерам, — ответил он. Может, он и сам не верил, что они починят кольцо, не знаю.