Книга В плену отражения - Татьяна Рябинина

Но если подумать хорошо… Если все началось в Скайхилле, хоть прошлым летом, хоть на Рождество, может, как раз наоборот — там и найдется то, что поможет?

Тони встал, вышел на кухню, выпил воды из кулера. Встал у окна и долго смотрел в сад, пытаясь сложить паззл.

Что происходило, когда призрак входил в тело Светы? Маргарет вытесняла ее личность в прошлое, в свое собственное тело? Нет, пожалуй, не так. Когда душа Маргарет отправилась туда, где должны пребывать все нормальные умершие, ее сознания в прошлом уже не было. Света, очутившись в средневековом Хэмптон-корте на Рождество, оказалась в теле Маргарет одна. А это значит, что год назад они перемещались в прошлое обе, оставив в настоящем все ту же самую пустую оболочку Светиного тела.

Нет, это какая-то полная чепуха. Как в прошлом может быть Маргарет — без Маргарет?

И тут до него дошло — словно вспышка молнии.

Кто вообще сказал, что можно вернуться в прошлое?

Можно отмотать назад запись — просмотреть еще раз видео, прослушать аудио. Но это не означает прожить записанное еще раз. Нельзя вернуться в тот момент, которого уже нет. Прошлое — это то, что прошло. Закончилось. Исчезло. Но… почему бы каждому мгновению настоящего не оставить свое отражение? Слепок. Проекцию. Которые сольются в единое отражение, существующее где-то рядом. Может быть, отстающее от нашего времени на доли секунды. Там нет живых людей. Только объемные картинки, которые бесконечно повторяют то, что когда-то делали их оригиналы, полные жизни, полные мыслей и чувств.

Это — архив, где хранятся копии всех человеческих жизней от сотворения мира. Архив, дверь которого закрыта на замок, а ключа не существует. Возможно, призрак может показать человеку свой файл из этого архива. Свою жизнь. Но все же — как вышло, что Света оказалась там одна?

Голова привычно раскалывалась от боли. Тони теперь часто не мог уснуть, и всегда это заканчивалось одинаково. Он вытряхнул из полупустого пузырька таблетку снотворного, запил водой и вернулся на диван. Утром, добравшись до работы с тяжелой, будто с похмелья, головой, позвонил Питеру и сказал, что в конце недели привезет в Скайхилл Свету, Мэгги и сиделку.

[1] eggnog, egg-nog (англ.) — сладкий алкогольный или безалкогольный напиток на основе сырых куриных яиц и молока. Является традиционным рождественским напитком в Европе, США, странах Южной и Центральной Америки.

2. День сурка

Сначала я надеялась, что это просто очередной прыжок в прошлое. Все четыре месяца после Рождества подобные переходы были хаотичными и непредсказуемыми. Больше всего я боялась, что подобное произойдет где-нибудь в людном месте. А тем более за рулем. Я быстро привыкла к левостороннему движению, хотя и думала, что этого не произойдет никогда. Но все-таки Тони пока не разрешал мне ездить без него.

Он рассказывал, что происходило, когда я исчезала, — Тони так называл это. Просто сидела или стояла, не шевелясь, и смотрела в одну точку. Так часто делают кошки, говорил он, интересно, что они там видят. Но вообще я старалась избегать разговоров на эту тему. Особенно неприятно было, если воспоминание-погружение касалось Мартина. Я никогда не знала, куда попаду в следующий раз, чаще всего это был замок Невиллов, двор при Анне Клевской или Скайхилл с Мартином. Но до сих пор никогда беременность или то, что было потом, до самой смерти Маргарет.

В настоящем проходило несколько секунд или минут, в прошлом — дни, иногда недели. Но в этот раз месяц шел за месяцем, промелькнуло лето, началась осень. Просыпаясь, я каждый раз надеялась увидеть палату лондонской клиники, Тони, маленькую Мэгги, но снова и снова обнаруживала себя в комнате проклятого замка. Гобелен на стене, пыльный полог кровати, камин, умывальник, стол и кресло у окна, большой резной сундук с одеждой, еще один — с бельем. Во второй комнате, точнее, «дневной» половине спальни, мебели почти не было, только стол, кресла и широкие скамьи у стен. Из нее можно было выйти в последнюю комнату, где на лежанке спала Бесси, и дальше — в большой холл. Оттуда узкая винтовая лестница внутри башни спускалась вниз, в помещение с выходом под арку ворот.

Даже не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне стало по-настоящему страшно. До этого меня не покидала привычная досада и раздражение. Когда со мной была Маргарет, я, как и она когда-то, проживала эту жизнь впервые, испытывая все ее эмоции и ощущения. Но теперь все было иначе.

Во-первых, я заранее знала, что произойдет. Разумеется, не каждую мелочь помнила отчетливо, но, по крайней мере, все более или менее значимые события. Ощущение постоянного дежавю, усиленное в сотни раз. Во-вторых, я не могла ничего изменить. Абсолютно ничего. Как будто в тело была заложена программа: говорить то-то, делать так-то. И только думать я могла по-своему. Но что толку, если мне хотелось, к примеру, врезать говорящему очередную гадость Роджеру ногой по яйцам и разодрать когтями физиономию, а сестрица Маргарет поворачивалась и в слезах уходила к себе.

В общем, день сурка[1]. Только еще хуже, потому что Фил Коннорс, пусть в рамках одного дня, но все же был свободен и мог хоть что-то изменить. Я — нет.

Поскольку бороться с этим я не могла, оставалось только поискать плюсы. Конечно, Маргарет превратила мою жизнь в кошмар, но, с другой стороны, дала мне столько положительного, что грех жаловаться. К тому же я могла досконально изучить доступный мне кусочек тюдоровской Англии и собственной семейной истории. Кто еще может таким похвастаться? Да никто. А когда становилось особо тошно, я убеждала себя, что уже совсем скоро все закончится, и я снова вернусь туда, где со мной любимый муж, ребенок, друзья. Не в первый раз. И, наверно, не в последний.

Но этот визит слишком затянулся. Впервые я подумала об этом, проснувшись дождливым августовским утром. Ветер швырял в стекло пригоршни капель, от окна ощутимо тянуло холодом. Еще ни разу я не оставалась в прошлом так долго — без Маргарет, конечно. Наверно, тогда мне и пришла в голову жуткая мысль: что, если я не смогу вернуться?! Каждый раз я оказывалась дома так же внезапно, как и проваливалась в эту кроличью нору. Но может, мне удастся сделать это усилием воли?

Как ни пыталась я заставить себя перенестись в настоящее, как ни представляла дом, ничего не получалось. И все-таки прошло, наверно, не меньше недели, прежде чем у меня началась настоящая паника. Причем — самое ужасное! — паника мысленная. Света орала и рыдала, а Маргарет в это время невозмутимо вышивала у окошка. Наверно, если бы я могла закатить настоящую истерику, было бы легче.

Через несколько дней бесконечных внутренних воплей и слез я смирилась и стала ждать смерти. Не своей, конечно, — Маргарет. До которой, кстати, оставалось чуть больше двух месяцев. Что-то ведь должно было после этого произойти. Я надеялась на лучшее — на возвращение домой. Но что, если я умру вместе с ней — и в прошлом, и в настоящем? Нет, об этом лучше было не думать.

Теперь я четко разделяла то, что делала и говорила Маргарет, и то, что чувствовала и думала я. Если позволяла погода, Маргарет часами гуляла в саду. Когда-то она при этом тосковала по Мартину, размышляла о том, что стало с ее ребенком, пыталась представить, что с ней будет дальше. Я, разумеется, думала совсем о другом. А еще — наблюдала за всем, что происходило вокруг. И за всеми.