Книга Зимний излом. Том 1. Из глубин - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не сомневаюсь. Странно, что Сабве не повесился.
– Не успел, – с сожалением произнес маркиз. – Сильвестр умер раньше, а с Манриками у Ойгена не сложилось. Наш барон подал в отставку, вернулся в Бергмарк и отправился прямиком к маркграфу. Тот решил, что дело важное, и спровадил Райнштайнера с его докладом в Ноймар.
– Хотел бы я послушать.
За окном зарычали. Надо полагать, здешний Манрик защищает от собратьев добытую кость. Везде одно и то же.
– Послушаешь, – утешил Людвиг. – Теперь Ойген – полковник Ноймаринен и офицер по особым поручениям при особе Проэмперадора Севера.
Что ж, за особые поручения можно быть спокойным. Барон Райнштайнер не признавал шуток, но был умен, как Леворукий, и столь же удачлив. Если потребуется, он достанет луну, заодно указав небесным обитателям, что ее плохо протирали, из-за чего появились пятна. Жермон невольно ухмыльнулся:
– И кому Ойген ныне являет свои таланты?
– Отец решил вернуть его в Эпинэ. Вместе с тобой и тремя полками, так что наговоритесь. Да будет тебе известно, что Райнштайнер склонен защищать твоего кузена.
– Что он натворил? – Сколько сейчас Роберу? Есть тридцать или еще нет? – Кроме того, что вернулся?
– Ойген уверен, что сам Иноходец ничего творить не собирался. Виноваты Мараны. Они считали Эпинэ своим, а тут такая незадача! Нагрянувшего наследника решили прикончить при попытке к бегству, но Райнштайнер счел это преждевременным. Наш дорогой бергер, к неудовольствию губернатора и его родичей, заявился в Эпинэ лично. Ойген собирался под благовидным предлогом доставить пленника не в Олларию, а к Савиньяку, но Эпинэ этого знать не мог. Он бежал и поднял восстание. Говоря по чести, я его понимаю.
– Арно Савиньяк понимал Карла Борна. – Ариго подкрутил усы, дурацкая привычка, надо с ней что-то делать. – А чем кончилось?
– Эпинэ не Борн. – Людвиг пригладил русые волосы. – А делать что-то надо. Твой приятель Леонард Манрик на пару с Сабве повели в Эпинэ Резервную армию, а в столице ловят пособников бунтовщиков. Да, Леонард теперь именуется маркизом Эр-При.
– Весело. – Жермон положил кинжал на захламленный стол. – Кого я должен унимать? Своих вассалов, для которых я – вышвырнутый отцом мерзавец? Иноходца? Леонарда?
– Всех понемногу. – Ноймар вновь занялся браслетом. – Поедешь через Лаутензее, там ждет Райнштайнер со своими стрелками и вот-вот подойдет Шарли.
– Фок Варзов отдает лучших кавалеристов? – Воистину сегодня утро невозможностей. – Пишет, что дриксы спелись с гаунау и собирают войска, и отдает?
– На юг лучше посылать южан, – объяснил лучший друг, – а старик внакладе не останется, отец поднимает своих «волков», недели через три они будут в Гельбе. Твое дело – принять капитуляцию Эпинэ и не дать Леонарду с Сабве спутать собственные графства с какой-нибудь Гайифой.
– Думаешь, успею?
– Должен, – лицо Людвига стало жестким, не хуже, чем у отца. – Леонард – человек осторожный, а Резервная армия на три четверти из новобранцев состоит. Нет, «маркиз Эр-При» на рожон не полезет, да и Робер, если не вовсе дурак, первым не начнет. Думаю, парочка до зимы станет бегать то ли друг от друга, то ли друг за другом, а тут и ты появишься. С отборными полками. Вот тут тебя твои вассалы и полюбят. И чужие заодно.
– А больше всех меня полюбит тессорий.
– Манрик теперь кансилльер, но отец с ним договорится. Уверяю тебя.
– Кто бы сомневался. – Закатные твари, вот тебе, генерал, и твой личный Излом. Торка тебя спасла, но принадлежишь ты Гайярэ, а не Агмарену. Людвиг – твой друг до своей смерти, но не до смерти Ноймаринен. Рано или поздно каждый остается со своей землей и со своей войной, потому что изгнанники свободны, а графы – нет.
– Жермон, – кажется, Ноймар подумал о том же или о чем-то похожем, – если б не мятеж, мы бы тебя не дергали.
Если бы не восстание, если б не война, не смерть, не зима... Любим мы это самое «если бы».
– Бросай оправдываться, тебе это не идет. Я еду.
– Едешь, – кивнул Людвиг, – куда ты денешься, но Шарли до Лаутензее раньше двадцатого не добраться, так что дня три у нас есть. Как раз съедим медведя, и ты сдашь мне дела. Как следует сдашь. Ты будешь кузена пороть и фламинго из виноградников гнать, а мне, между прочим, границу держать.
– Удержишь, – хохотнул Жермон, пинками загоняя под стол очередное предчувствие. – А теперь доставай свое вино. Надо выпить за удачу.
1
Хлеб был свежим, яичница – отменной, сыр – додержанным. Скорее всего. Потому что Чарльз Давенпорт глотал неприлично ранний завтрак, не чувствуя ни вкуса, ни запаха – только усталость. И еще ему было страшно от всеобщего спокойствия. В придорожном трактире с вывеской, которую Чарльз не удосужился разглядеть, хмурое осеннее утро ничем не отличалось от десятков таких же.
Настырно стучал в закрытые окна дождь, заспанный повар слушал еще более заспанного хозяина, лениво точил когти котяра-крысолов, глупо и весело трещали поленья, служанка остервенело перетирала кружки, а в Олларии сидел Альдо Ракан с толпой наемников, мародеров и предателей. Одного, маршала Генри Рокслея, Чарльз продырявил прямо во дворце. Молодой человек надеялся, что рана оказалась смертельной, потому что таких вот рокслеев следует убивать на глазах приспешников, и желательно вовремя. С маршалом Генри он промешкал самое малое на сутки.
Чарльз оттолкнул сковороду, взялся за вино, передумал и потребовал воды. Вино было врагом, даже не врагом, а искусителем. От стакана полшага до кровати, а спать теньент Давенпорт себе запретил. По крайней мере, дольше, чем требуется для того, чтоб не издохнуть.
– Прика́жете комнату? – Хозяин. Лысый, зевающий, довольный жизнью. Есть ли у него родичи во Внутренней Эпинэ или Олларии? И если есть, что с ними?
– Я еду дальше.
– Сударь, – в голосе трактирщика отчетливо слышалась скорбь, – в такую погоду? Поверьте, у нас прекрасные спальни, а какие перины...
Вот так искусители и выглядят. Никакие они не красотки в алых платьях, а трактирщики с перинами.
Чарльз с трудом задержал взгляд на улыбающейся физиономии. Комната дрожала и расплывалась, на висках лежали невидимые ладони – тяжелые и холодные.
– Вы же с ног валитесь, – настаивал хозяин, – а конь ваш и того хуже... Жорж говорит, он и шагу сделать не может.
– Как раз о коне я и хотел поговорить, – буркнул Давенпорт. – Мне нужно обменять его на свежего. Разумеется, с приплатой.
– О! – глазки искусителя стали острыми, как иголки. – У меня есть то, что вам нужно. Орел... Золото, а не конь! Впору хоть графу, хоть маркизу.
– Я всего лишь виконт, – перебил Чарльз. – Сколько с меня и когда ваш орел будет оседлан?