Книга Древо жизни - Генрих Эрлих

Между тем Василий Иванович закончил просматривать книгу, закрыл ее, прочитал на задней обложке краткие биографические данные автора, понимающе кивнул, положил книгу на место и опустился в кресло. Тут вернулся Биркин, заметно успокоившийся, но не утративший боевого задора, и с порога продолжил обличительную речь против современной литературы. Далеко продвинуться как в тезисах, так и в направлении гостя ему не удалось. Хлопнула входная дверь, по коридору прошелестели легкие шаги, и в кабинет стремительно влетела молодая девушка, высокая, с весьма развитыми формами и тонким породистым лицом, обрамленным пышными каштановыми волосами.

— Привет, дед, — звонко крикнула она и, подойдя к Семену Михайловичу, чмокнула его в лоб, не поднимаясь на цыпочки, — ой, дядя Вася, извините, не заметила сразу, добрый вечер. Ужинали? Нет? Я сейчас чего-нибудь сварганю, — все это скороговоркой.

— Храни тебя Господь, Наташа! — отозвался Василий Иванович, поднимаясь из кресла.

— Матушка, какой ужин?! — воскликнул одновременно с ним Биркин. — Страстная же! Видишь, постимся.

— И коньячком причащаетесь! — рассмеялась девушка. — Ну, не хотите как хотите. Я тогда тоже с вами попощусь. А чем вы тут занимаетесь, о чем разговариваете?

— Да все о кодах, — отмахнулся Биркин.

— Ой, дед, придумай какой-нибудь код. Обожаю!

— Все бы тебе в детские игры играть! — сказал Биркин, с любовью глядя на внучку. — Ну, ладно, так и быть. Вот и Василию Ивановичу будет, надеюсь, интересно, — Биркин ненадолго задумался и начал, чуть подвывая: — Жил-был старый мудрец, пятьдесят лет просидел он в подземелье замка, расположенного на вершине одного из семи заповедных холмов, над древними священными книгами, пытаясь вычислить дату второго пришествия и конца света. К концу первого десятилетия он получил первую цифру — семь. Василий Иванович, вы против цифры семь в этом контексте никаких возражений не имеете? — неожиданно обратился он к своему гостю.

— Ни малейшего, — ответил тот, — только зачем было тратить на это десять лет, это и так всем известно.

— Мудрец не искал легких путей, не доверял расхожим мнениям и решил сам удостовериться, — парировал Биркин и продолжил: — В конце второго десятилетия он открыл вторую цифру, к его ужасу она тоже оказалась семеркой. Неотвратимо приближался судный год, год 1977. Мудрец прожил его в великой тревоге, лихорадочно пытаясь найти путь спасения человечества и ежеминутно ожидая грома небесного.

— Подождите, подождите, — прервал его Василий Иванович, — во-первых, при чем здесь 1977 год? Дату конца света следует отсчитывать от сотворения мира, а не от рождества Христова.

— Не будьте закоснелым догматиком! — воскликнул Биркин. — Как убедительно доказал американский богослов, преподобный Эберхардт Канзасский, всеведущий Господь при сотворении мира несомненно знал о дате пришествия в мир своего сына и изначально заложил в основу потаенного летоисчисления именно эту дату. Поэтому все те, кто многие века пытались расшифровать боговдохновенные книги на основе старого летоисчисления, допускали принципиальную ошибку, что стало причиной их неудач. Вот так-то!

— Надеюсь, этого американского богослова вы выдумали, — сказал Василий Иванович.

— Конечно, выдумал, чтобы не напрягать попусту память, — без малейшего смущения признался Биркин, — но все остальное — истинная правда. Ничтоже сумняшеся трактуют Тору на основе христианского летоисчисления. Или вот наши доморощенные исследователи толкуют Нострадамуса по самопальным переводам на русский. Переводы, естественно, с новофранцузского. А догадайтесь с трех раз, Василий Иванович, на каком божественном языке шифровали свои послания итальянские и баварские иллюминаты 15–16 веков?

— В первой попытке осмелюсь предположить, что на латыни, — ответил Василий Иванович.

— За которой последуют, конечно, древнегреческий и древнееврейский. Другого я и не ожидал. Эх, все равно не угадаете, — рассмеялся Биркин, — на английском, причем в современном варианте. Впрочем, иллюминаты — они такие, они на пятьсот лет вперед зрили.

— Дед, дед, тебя понесло! — предостерегающе воскликнула Наташа.

— Да, ты права, извини. Итак, на чем мы остановились? Ах, да, на том, что Василий Иванович сказал «во-первых». А что во-вторых?

— Вы говорили, что все эти коды заключают в себе нечто апокалиптическое, а тут вдруг этот ваш мудрец ищет пути спасения человечества, — сказал Василий Иванович.

— Не мог же я воспитывать девочку на Апокалипсисе! — с некоторым удивлением ответил Биркин. — И сказки, и игры должны быть добрыми, нести, как говаривали раньше, жизнеутверждающее начало. Вот и сейчас будем спасать по старой памяти. Итак, мудрец в тот страшный год так и не нашел путей спасения, но, благодарение Богу, и гром не грянул. Так что следующие десять лет мудрец потратил на то, чтобы убедиться в том, что никаких других магических цифр не существует, а оставшиеся двадцать — на размышления о том, как из двух семерок извлечь правильную дату конца света. И вот… Какое у нас сегодня число? Ах, да, 26 апреля 2005 года на него снизошло озарение. Первая семерка задавала год — 2005. Вторая — число и месяц, второе мая, 02.05. Ужаснулся мудрец — до конца света оставалось пять дней. А за эти дни требовалось и код разгадать, и предпринять все необходимые действия для спасения. Как тут все успеть?! Тем более что мудрец был очень стар, силы его иссякали и нуждались в немедленном укреплении стопкой коньяка.

— Дед! — воскликнула девушка.

— Надо же, из подкорки вылетело, — удивился Биркин, — но мысль, конечно, здравая. Продолжаю. Тут на помощь мудрецу приходят сорокадвухлетний профессор, специалист во всех мыслимых гуманитарных науках, и, по новомодным законам жанра, смелая привлекательная особа двадцати лет, обладающая невероятными для столь юного возраста познаниями, вкупе с интуицией, здравым смыслом, железной логикой, решительностью, вообще, со всем тем, чем, согласно последним открытиям западных ученых, женщины превосходят мужчин. Ну, у них там, опять же по законам жанра, начинается любовь…

— Дед, не надо о любви! — Наташа поморщилась, как-то болезненно.

— Не буду, не буду, — сконфуженно сказал Биркин, — я так, хотел обрисовать канву событий. А вы о чем задумались, Василий Иванович? Вас что-то беспокоит или мне кажется?

— Меня беспокоит дата, — ответил Василий Иванович, действительно с некоторым беспокойством в голосе, — пасхальный понедельник. Вы ведь эту дату вычислили. И к чему она относится?

— Истинный крест, Василий Иванович, только что выдумал, — сказал Биркин и даже для убедительности перекрестился, но как-то неуклюже, — но вы правы, конечно, тут я маху дал, старею. Очевидно же, что не второго, а двадцатого мая, — он схватил лист бумаги и ручку и написал на них цифры: 20.05.2005. — Обращаю ваше внимание, что во всем двадцать первом веке это единственный симметричный вариант, удовлетворяющий всем условиям. И в двадцать втором тоже будет единственный, 21.04.2104, а вот в двадцать третьем два, 22.03.2203 и 22.12.2212, — он продолжал для наглядности писать даты, — и в двадцать четвертом, и в двадцать пятом, в вот в двадцать шестом — ни одного, не предвидится в двадцать шестом веке конца света, потому что, наверно, и света-то этого не будет.