Книга Терпкий запах тиса - Анна Жилло

- Слушай, за шестнадцать лет мы ни разу не занимались сексом в лифте, - он нажал кнопку «стоп», прижал меня к стенке и запустил руку под юбку. – Трахнемся, мадам? Как в кино – дурацкие позы, крупные планы.

- Кстати, насчет крупных планов, - я вывернулась и нажала кнопку нашего этажа. – Вон там камера. Ты не знал?

- Ну так супер. Хоум-порно.

- Лифт-порно, - поправила я. – Вот же развлечение диспетчеру. И завтра это кино будет на ютубе.

- Ну так и отлично. Когда еще выпадет шанс стать звездой ютуба?

- Твои студенты будут в экстазе. А студентки и подавно.

Мы вошли в квартиру, и едва я закрыла дверь и скинула туфли, Вадим сгреб меня в охапку, легонько укусив за ухо:

- Агхрм! Моя!

Он тащил меня в спальню, а я с воплями отбивалась и изображала жертву похищения. Мы еще подурачились немного, а потом Вадим посадил меня на край кровати, встал передо мной на колени и медленно начал расстегивать пуговицы на блузке. Горло отозвалось такой привычной вспышкой – как будто проглотила что-то большое и горячее. Потом жар стек на грудь, и стало тяжело дышать, но лишь на мгновение. Его губы коснулись кожи, скользнули под кружево. Я гладила его волосы, зарываясь в них пальцами. Непривычный запах добавил к желанию странную, никак не уловимую нотку.

Вадим жестом попросил меня встать, расстегнул молнию на юбке и стянул ее, задержав ладони на бедрах. Я переступила через нее, и он легко обвел пальцами ажурные резинки, лаская кожу над ними. Почему-то он был без ума от чулок и часто мне их дарил, а если мы занимались любовью вот так, вернувшись откуда-то, всегда просил остаться в них. Мне не слишком нравилось ощущение чего-то лишнего на обнаженном теле, но почему бы не пойти навстречу, тем более это было красиво и пикантно.

Я расстегивала пуговицы его рубашки, когда он посмотрел мне в глаза, вопросительно приподняв брови. Я облизнула губы и едва заметно кивнула. Иногда, да что там, очень часто, особенно во время секса, мы понимали друг друга без слов. И сейчас он имел в виду то, что мы оба безумно любили, но позволяли себе редко, не чаще пары-тройки раз в год. Это было такое особое удовольствие для особых случаев.

Четырнадцать лет назад, когда родились двойняшки, на меня навалилась нешуточная депрессия. Жизнь превратилась в ад недосыпа, усталости, бесконечного кормления и не менее бесконечной смены подгузников. Какой там секс! Кроме того я отчаянно стеснялась своего располневшего тела. На самом-то деле не так уж много лишнего набралось, да и ушло все быстро, но тогда я казалась себе жирной бесформенной тушей. Как-то раз я стояла перед зеркалом и горестно изучала масштабы катастрофы. Вадим неслышно подошел сзади, снял с меня халат и начал нежно ласкать мое тело, каждую впадинку и складочку, тихо говоря, какая я красивая и как безумно ему нравится все во мне. Я следила за движениями его рук в зеркальной глубине и чувствовала, как медленно просыпаются забытые желания и уверенность в себе…

С тех пор мы отточили это до состояния ритуала – тайного, почти мистического, а то, что повторялся он нечасто, привносило оттенок запретности и волновало еще сильнее.

Пока Вадим раздевался, я сняла с тумбочек два светильника, поставила их на пол и переключила на режим мерцания. Он сел на ковер, прислонившись спиной к кровати, напротив большого зеркала в раздвижной двери шкафа. Я устроилась между его ног, запрокинув голову ему на грудь. Вадим перекинул мои распущенные волосы на одно плечо и прикоснулся губами к шее, щекоча ее мягкой короткой бородой.

Из-под прикрытых век я смотрела на отражение наших тел в мерцающем свете, поднимающемся снизу. Это выглядело каким-то древним магическим обрядом. Блики и тени чертили на коже колдовские знаки. Опуская взгляд, я видела, как его пальцы гладят мою грудь, рисуя круги и спирали вокруг сжавшихся в предвкушении сосков. И эти же движения повторял его зеркальный двойник. Мне казалось, что я чувствую их дважды, словно улавливая ощущения той Леры, которая сидела напротив меня. С запозданием на долю секунды - как эхо.

Вадим шептал мне что-то на ухо, то нежное, то грубое и непристойное, и я не знала, что возбуждало сильнее. Его слова обжигали и обдавали холодом, острым, как льдинка. Каждое из них было таким же осязаемым, как и касания его пальцев, медленно опускавшихся все ниже и ниже. Когда они скользнули в самые тайные глубины, лаская их, наши взгляды скрестились в зеркале, словно замыкая электрическую цепь.

Я тихо постанывала, задыхаясь, кусая губы, и не могла отвести глаз от влажно поблескивающих пальцев Вадима, от которых по всему телу разбегались горячие волны.

- Хочешь до конца? – прошептал он.

- Нет, с тобой, - я повернулась и нашла его губы – так жадно, словно это был источник в пустыне.

Мне всегда нравилось с ним целоваться. И легко, нежно, едва касаясь – очень благопристойно, словно за нами наблюдают тысячи глаз. И лениво, тягуче, медленно обводя губы языком. Это были такие медовые сладкие поцелуи, как будто сквозь дремоту. Притворяясь, что и желание тоже дремлет: мягкое, пушистое, похожее на сонно мурлычущего кота. И дико, необузданно – задыхаясь от страсти, когда губы и языки словно сражаются, а руки при этом творят такое, что об этом потом лучше не вспоминать, если нет возможности повторить. Сколько раз мы с Вадимом целовались за эти годы – не сосчитать. Но разве это могло надоесть?

Оторвавшись от моих губ, он посмотрел вопросительно: «Как ты хочешь?»

«Как ты», - так же молча ответила я.

Вадим встал, подал мне руку. Я посмотрела на него через плечо, улыбаясь напряженно, выжидательно. Он легко приподнял меня и поставил коленями на край кровати. Скользнув руками вперед по стеганому атласному покрывалу, я потянулась, как кошка. Вадим подхватил меня за талию, притянул к себе, провел руками по груди, животу. Я наклонилась вперед, и он вошел в меня, мягко, но сильно, крепко сжимая мои бедра…

Потом мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, все еще единым целым, в блаженной звонкой истоме, когда все вокруг плывет и покачивается.

- Я люблю тебя, - тихо сказал Вадим. – Чем дальше, тем больше люблю. Лер, а давай еще девочку родим, а?

- Ты серьезно? – улыбнулась я, потому что эти мысли бродили у меня в голове уже несколько недель, еще слишком зыбкие, прозрачные, чтобы их можно было обсуждать.

- Серьезно. Петропашки года через три-четыре уже станут взрослыми, может, вообще уйдут. А нам останется лялька. Со здоровьем у нас, вроде, все нормально, с деньгами тоже, места хватит. Вот только твоя работа…

- Ну, я уже переросла ту стадию, когда ребенок может чему-то помешать, - я легко провела пальцами по его спине. – А что Петька с Пашкой скажут?

- Ну а что они скажут? Думаю, они догадываются, что родители иногда занимаются чем-то таким, от чего случаются дети.

Я прыснула, вспомнив, как двойняшки зимой раньше времени вернулись с прогулки и застукали нас с Вадимом в постели.