Книга Витамины для черта - Вера Колочкова

«Дворец» открылся им сразу из–за небольшого пригорка, при въезде в поселок – выпятился многочисленными башенками, крытыми матовой красной черепицей. Необычный такой дворец, желто–красно–праздничный, как пряник. И неизвестно в каком духе и стиле построенный – игра болезненного воображения то ли архитектора, то ли самих хозяев… Хотя внутри этого странного дома было очень даже миленько – через огромные окна практически шагнули в комнаты красивые осенние пейзажи, видна была и небольшая речка – чистая, быстрая и ни одним смертельно–ядовитым производством не тронутая; говорили, что в ней даже и раки до сих пор водятся.

К приезду Левушкиных гостей – молодой и надменной супружеской пары с двумя дочками–подростками у них все уже было готово : нежная рыночная свинина успела истомиться до изнеможения в острой уксусно–луковой заливке, баня была протоплена как следует и пряно–зазывно пахла березовым духом, и даже небо милостиво распогодилось, заиграло робкими солнечными лучами по мокрой траве аккуратно подстриженного газона, словно извиняясь за доставленные дачные неудобства. Все, все было готово к приему нужных и дорогих гостей. Все, кроме настоящей души хозяйской да природной веселости–искренности, которую никаким образом подсуетиться да заранее заготовить, к сожалению, невозможно, как шашлыки, например, или баню, как уж тут ни старайся. Хотя стараться, конечно, можно, что и делали сейчас, яростно тужась и эту самую искренность изображая, Жанна с Левушкой, только не получалось у них ничего. Все равно вылезало на первый план игривое некое притворство, молчаливая договоренность на сегодняшнюю только дружбу, на кусочек непринужденного вроде бы общения. На самом–то деле оно было весьма и весьма принужденным, но что делать, раз так надо… Особенно старалась Жанна. И смеялась громко, откидывая голову назад, – как, впрочем, не смеялась никогда в обычной обстановке, — и заглядывала вопросительно–весело, по–бабьи и по–свойски в надменные глаза супруги Левушкиного нужного человека, и гоняла бедную Асю туда–сюда с поручениями так, что она практически с ног сбивалась. Ну да, а кого же ей еще гонять, если не Асю – она ж здесь своя, всегда знает, где и что взять…Сама–то Жанна ни на минуту от этой гусыни отойти не может, ее ж развлекать надо. А Ася здесь не гостья, Ася здесь своя, давняя подруга–помощница…

Вот Светка – та молодец. Светка быстренько двух чиновничьих дочек раскрутила, несмотря на их малолетнюю уже надменность. Все носилась с ними по лесу и визжала, как молодая поросятина, и напрягаться–тужиться ей для этого не понадобилось. А потом их к столу привела – веселых, раскрасневшихся, растрепанных. Дети как дети оказались. Обычные смешливые девчонки. А когда из машины выходили, так просто куда там - ни на одной хромой козе запросто не подъедешь… А уж когда Пашка гитару взял да запел свои, по Асиному мнению, простовато–глуповатые душевные песенки, они вообще глаза на него вылупили да так их на нем и оставили. И что они, молодые, находят в подобных дурацких песенках? Ася никак этого понять не могла. Ну, выйдет какая–нибудь неухоженная, насквозь лохматая девица с гитарой на сцену, запоет где–то трескучим, где–то и с хрипотцой голоском что–то вроде «…я помню все твои трещинки, пою твои–мои песенки…» Что тут такого–то, господи? От чего тут с ума сходить, объясните? Трещинки какие–то… Вот и у Пашки примерно такие же песенки–трещинки получаются. А главное, нравится всем до безумия…

А еще она видела, как Пашка психовал. И не показывал вроде, и улыбался всем вежливо–приветливо, но она видела, как плохо ему здесь. Неуютно. И с гостями этими неуютно, и петь им неуютно, и вообще, как будто его здесь и не было. Все время, отойдя подальше от плавно тусующегося вокруг стола подвыпившего народа, он ходил–гулял где–то в сторонке, прижимая к уху мобильник и нервно размахивая свободной рукой, словно доказывал чего неведомому своему собеседнику. Хотя какому уж там сильно неведомому – наверняка с Марго своей разговаривает. Придумала же девчонка себе имя красивое – Марго! Какая там, к черту, Марго? Ей и не идет вовсе. Обыкновенная Риточка, русоволосое и бледненькое создание. Ну, длинноногая. Ну, худенькая. Симпатичная, конечно. А какая из них, из нынешних молодых, сейчас не длинноногая и не худенькая? И не бледненькая? Все они – дети города. Вернее, дети каникул, в этом городе проведенных по причине родительской бедности. И все одинаковые. И нечего себе имена красиво–звездные придумывать. Марго она, видишь ли… Вот Ася, например, принципиально ее Риточкой зовет, а никакой не Марго. Потому что встретишь такую Марго на улице – пройдешь, не заметив, как мимо стены. А у этой гонору – и впрямь как у звезды какой. Знаем мы этих звезд из последнего ряда провинциального кордебалета…

Но суматошный день Пашка, надо отдать ему должное, вытерпел до конца. И сбежал на электричку после того только, как Жанна с Левушкой проводили, наконец, важных гостей. Остаться ночевать они не захотели ни в какую, так и уселся нужный Левушке перец–чиновник пьяненьким за руль своей машины - видно, никаких гаишников не боялся. И Жанна после их отъезда сразу переменилась, будто сбросила с себя шелуху приветливости и отпустила лицо на волю. И держаться от этого лица следовало теперь подальше – уж кто–кто, а Ася свою подругу хорошо знает…. Попадешь ей сейчас под руку – мало не покажется. Хотя она вполне, вполне ее понимала… Поизображай–ка из себя счастливо–глупую простушку да позаглядывай просительно в чужие надменные рожи… Может, кому это и простым делом покажется, но только не ее подруге. И потому, когда Жанночка попросила убрать–перемыть оставшееся от гостей посудно–грязное безобразие, Ася согласилась бысто и безропотно. И Жанна с Левушкой благополучно ушли спать. А она еще долго потом посуду мыла. Полночи почти. А если бы Светка ей не помогла, так и всю ночь бы провозилась. В общем, всех позже опять спать легла. И когда ей удастся выспаться, наконец?

* * *

2.

Домой они попали только на следующий день к вечеру. Обойдя всю квартиру, Ася поняла, что и Пашки в их отсутствие дома тоже не было. Интересно, где он ночевал эту ночь? Сказал, домой поедет… Сразу к Марго пошел? Или у друзей каких остался?

О детях Ася всегда беспокоилась. И вообще, придерживалась того мнения, что хорошая мать просто обязана каждый шаг ребенка знать и отслеживать. Где он, как он, с кем он… И бесконечно спорила раньше на эту тему с мужем, с Павликом, который все время толковал ей про свободное развитие личности, про унизительность родительского давления и какую–то там зону личностного пространства, в которую никоим образом никому вторгаться нельзя. А что – она и не вторгается ни в какую такую зону. Она просто беспокоится и тревожится. Тревожится и беспокоится… Она же мать все–таки. А долг материнский перед детьми пока еще никто не отменял. Так что не прав был ее Павлик, совсем не прав…

Вообще–то с ним очень хорошо было спорить. Интересно. И жить ей с ним хорошо было. Уютно, комфортно, весело. Правда, замуж за Павлика Ася выходила по некоему своему расчету – не материальному, конечно, но все равно по расчету. За доброту его выходила, за ум, за спокойствие. Злобы, глупости да пустой суеты она с детства полной ложкой наелась, всякого натерпевшись от матери, женщины одинокой, несчастной и нервной, рассматривающей свое материнство исключительно как недоразумение и божье наказание, посланное ей за грехи прелюбодейские, — ей, бедной, и так вроде нелегко живется, а тут еще и ребенка кормить–одевать надо, и воспитывать, и в люди выводить. Сплошные долги, а не материнство. А долгов ей не хотелось, ей только радости от жизни хотелось…