Книга Завещание алхимика - Наталья Александрова

От кого же?

При этой мысли Старыгин почувствовал какое-то странноебеспокойство. Ему вдруг показалось, что от ответа на этот вопрос многоезависит, в том числе и для него самого…

Дмитрий Алексеевич почувствовал легкое головокружение, стеныкабинета поплыли перед ним, однако он быстро справился с дурнотой, на мгновениеприкрыв глаза.

Видимо, подумал он, всему виной духота в мастерской и резкийзапах растворителя. Впрочем, с этим он ничего не мог поделать: старые картиныбоятся сквозняков и перемены температур.

Старыгин взглянул на часы и с удивлением увидел, что рабочийдень подходит к концу. Он поработал бы еще, но в последнее время службабезопасности Эрмитажа не разрешала сотрудникам надолго задерживаться на рабочихместах, опасаясь краж музейных экспонатов. Кроме того, сегодня ДмитрийАлексеевич спешил: его пригласили на вернисаж в одну из крупных художественныхгалерей.

«Опоздаю, ох, опоздаю к началу! – сокрушался ДмитрийАлексеевич, тоскливо созерцая огромную пробку, растянувшуюся на набережнойФонтанки. – Как неудобно, Лешка обидится… надо было выехать пораньше…»

Лешка, то есть Алексей Топорков, конечно, не обиделся бы насвоего старинного приятеля. А они были знакомы бог знает сколько лет, с самойюности. Просто сегодня у Алексея особенный, торжественный день – вхудожественной галерее «Гиперборей», что на набережной реки Фонтанки,открывается его очередная персональная выставка. И Старыгину очень бы хотелосьпопасть к началу. Хоть и не любил он все эти торжественные речи, спичи и тосты,но на открытие выставки приедет телевидение, и для Алексея будет полезно, еслион, Дмитрий Старыгин, реставратор и искусствовед с мировым именем, произнесетвступительное слово и со знанием дела похвалит его картины. Тем более что идушой кривить не надо, Алексей – действительно замечательный художник,Старыгину его работы очень нравятся, а лишняя реклама никому не повредит, авосьАлексею какой-нибудь выгодный заказ перепадет. Или кто-нибудь картины купит…

«Видно, не суждено сегодня на открытие попасть, – унылоконстатировал Старыгин, – набережная Фонтанки – это просто ужас какой-то!В любой час суток здесь огромные пробки! А как иначе в галерею проехать?..»

Водители соседних машин уже и нервничать перестали. Кто-томирно подремывал, кто-то читал газету, один мужчина – моложавый, с аккуратноподстриженными усами – в упоении слушал классическую музыку. Великий тенор ЛучаноПаваротти пел свою знаменитую арию из «Тоски». На лице водителя отражалосьявственное наслаждение. С другой стороны мордатый тип глядел из окна красного«Лексуса» на проходящих женщин с неменьшим удовольствием. Старыгин невольноусмехнулся, посмотреть, конечно, было на что.

Конец июня, в городе чудесная погода, и глаз радуют яркиенаряды и загорелые стройные ножки.

Он поглядел на часы – так и есть, опоздал. На вернисажеобещал появиться какой-то важный чиновник из Комитета по культуре, так чтозадерживать открытие не станут, начнут вовремя. Вот если только телевизионщикитоже в пробке стоят… Но надеяться на такое значило бы сильно переоценивать силысудьбы и собственное везение. Неудобно как перед Лешкой…

Вот, тронулись, кажется… Любитель классической музыкиочнулся и вырулил в ближайший переулок, Старыгин от отчаяния рванул за ним. Ониловко проскочили проходной двор, железные ворота которого были, можно сказать,открыты настежь. Их проржавевшие створки даже не висели на петлях, а стоялипросто так, аккуратно прислоненные к стене, так что Дмитрий Алексеевич невольновспомнил незабвенного фонвизинского Митрофанушку, с его бессмертнойклассификацией дверей. Выходило, что эти ворота не прилагательные, асуществительные, ибо по Митрофанушкиной классификации они существовали сами посебе, а не прилагались к стене.

Любитель оперы подмигнул на прощание задними фонарями ипроехал вперед. Теперь у него в салоне пела Чечилия Бартолли. Кажется, из«Нормы»…

Старыгин снова вырулил на набережную Фонтанки. Пробка почтирассосалась.

Все-таки он здорово опоздал. Телевизионная группа ужеуехала, а чиновника из Комитета по культуре и вовсе след простыл. Алексей ужепринял официальные поздравления, отговорил положенные благодарности и теперь,прилично хвативши шампанского, обнимался со знакомыми художницами.

Дмитрий Алексеевич едва сумел к нему протолкаться. Лешкаприветствовал его громогласно, сжал в медвежьих объятиях и, не слушаяизвинений, пытался кому-то представлять.

– Здорово все получилось, Димка, – шептал он,щекоча ухо приятеля подстриженной по случаю вернисажа бородой, – людеймного, и главное, очень приличная публика, так что я очень доволен… я давно обэтом мечтал…

Народу и правда набежало порядочно. Выставка занимала трипросторных зала со сводчатыми потолками, посетители неторопливо перемещались отодной картины к другой без всякого порядка, толпа напоминала броуновскоедвижение молекул. Старыгина окликнули несколько знакомых, он приветствовал ихнаскоро, не останавливаясь надолго. У него было важное дело.

Где-то там, в толпе посетителей, крутилась Лешкина женаЛена, и ей Дмитрий Алексеевич принес скромный букетик васильков и еще каких-тобелых цветочков, похожих на звездочки или снежинки. Всем друзьям имногочисленным Лешкиным знакомым было известно, что Лена терпеть не можетпышных пафосных букетов и предпочитает цветы скромные, желательно полевые.

Лену Дмитрий Алексеевич нашел в дальней комнатке, онапомогала служительницам галереи разливать шампанское.

– Дима! – улыбнулась она. – Я так рада!

И было ясно, что это – не проявление вежливости, что так иесть, она действительно рада его видеть. Старыгин вручил букет и поцеловалтонкие пальцы без маникюра.

Лена тоже была художницей, но всегда держалась в тениЛешкиной славы.

– Когда же мы увидим твою собственную выставку? –спросил Старыгин, улыбаясь и отпуская ее руку.

Лена тоже улыбнулась, немного грустно. Улыбка ее лицоудивительно красила, оживали большие серые глаза, наполняя все лицо светом, иСтарыгин вспомнил, какой красавицей рисует свою жену Лешка на многочисленныхпортретах. При том, что в жизни она выглядит очень незаметной. «Невзрачная»,говорили злые языки, но таких находилось немного, эту пару все любили.

Вот теперь можно было пройтись по залам и хорошенькорассмотреть картины.

Эта выставка посвящалась детям, Алексей специально подобралдля нее только такие картины, где нарисованы дети. Разных возрастов, за разнымизанятиями, но дети непременно присутствовали на каждом холсте.

При этом он рисовал детей без той дурновкусной слащавости исусальной красивости, с какой традиционно изображает детей большинствохудожников. Наоборот, в его малышах проступали взрослые и часто малоприятныечерты – жестокость, зависть, трусость, чванство. Дети как бы заранее примерялина себя маски взрослых характеров, взрослых грехов и недостатков.