Книга Дикарь и леди - Виктория Дал

— Вон из моего дома! — прорычал Эдвард.

— Но вы же… не всерьез… — пролепетал мистер Уайт.

— Вон! Немедленно!

Уайт покачал головой:

— Нет-нет, я люблю ее…

Эдвард решительно указал на дверь:

— Убирайся из моего дома! А если кому-нибудь расскажешь о произошедшем, то я непременно найду тебя и убью.

Гость поднялся с пола и внимательно посмотрел на барона — казалось, он пытался понять, способен ли тот совершить убийство. И было очевидно, что Уайт очень в этом сомневался. Да и Марисса — тоже. Она прекрасно знала: Эдвард вспыльчив, но быстро остывает. Его считали наиболее сдержанным и благоразумным в семье Йорков. И если мистер Уайт сейчас быстренько уйдет, то, вероятно, ничего страшного с ним не случится. Если только…

Словно прочитав мысли сестры, Эдвард с усмешкой добавил:

— А если я не смогу до тебя добраться, то это обязательно сделает мой брат Эйдан. Ему очень нравится охота за такими, как ты.

«А вот это — совеем другое дело», — подумала Марисса. Она невольно поежилась при мысли о том, что Эйдан узнает о произошедшем.

Питер Уайт фыркнул и передернул плечами. Осторожно потрогав свою челюсть, пробормотал:

— Глупости все это… Просто вы оба сейчас расстроены. Я, конечно, уйду, но через несколько дней вернусь. Я люблю тебя, Марисса.

— Бьюсь об заклад, что тебя больше всего привлекают мои деньги, — проворчала Марисса.

Проигнорировав ее слова, мистер Уайт поспешно вышел из комнаты.

И в тот же миг Марисса почувствовала, что ей ужасно неловко наедине с братом. Да, ей было очень стыдно, и она не знала, что сказать, не знала, как объяснить свой поступок.

— Я… сожалею, — прошептала Марисса, судорожно сглотнув; только это она и смогла сказать.

— Но как же так?.. — со вздохом пробормотал ее брат. — Как ты решилась на это?..

— Поверь, я очень сожалею! Я не должна была!.. Но мне было так скучно… И я выпила слишком много вина… К тому же я ни разу еще не была хоть чуточку влюблена. Наверное, меня подвело любопытство, понимаешь?

Эдвард снова вздохнул:

— Ах, Рисса, что же ты наделала?

— Я совершила ужасную глупость. Я прекрасно это знаю. Но клянусь, Уайт не был таким до того, как это случилось. Он мне даже нравился, пока не произошло… это.

Брат промолчал. Однако изменился в лице — на лбу его залегли глубокие складки.

— Что с тобой, Эдвард? — прошептала Марисса.

Барон по-прежнему молчал. Наконец тихо сказал:

— Рисса, я не стану заставлять тебя выходить за него замуж. Потому что Уайт — редкостная скотина. Однако… — Он сжал ее руку. — Однако теперь ты должна выйти хоть за кого-то.

— Что?! — Марисса рывком высвободила руку. — Но почему?!

Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла их мать. Взглянув на детей, она тяжело вздохнула и тихим голосом проговорила:

— Что здесь произошло? Похоже… что-то ужасное…

Марисса гут же покачала головой:

— Нет-нет, ничего не случилось. У нас все замечательно.

Эдвард закрыл за матерью дверь и, нахмурившись, проворчал:

— Не так уж все замечательно… Напротив, все очень даже скверно.

Вдовствующая баронесса прижала руки к груди.

— Ах, но что же случилось?! Опять Эйдан что-то натворил?! О Боже, что произошло с моим славным мальчиком?..

— Нет, не Эйдан. — Барон в очередной раз вздохну. — На сей раз — Марисса! Она скомпрометирована!

Баронесса громко ахнула, однако ничего не сказала — словно лишилась дара речи, Марисса же, густо покраснев, пробормотала:

— Ах, зачем ты об этом сказал?

Строго взглянув на сестру, Эдвард подвел мать к креслу, где та тотчас же упала в обморок — весьма грациозно, как обычно (мать только так падала в обморок).

Эдвард выпрямился и пробурчал:

— Она наверняка все поймет, если мы устроим свадьбу слишком уж поспешно, и следовательно…

— Но я вовсе не собираюсь замуж! — перебила Марисса. — Для этого нет никаких причин.

— Дорогая, не глупи. Из того, чему я оказался свидетелем, абсолютно ясно: ты вполне можешь забеременеть. И следовательно, мы должны немедленно найти тебе мужа.

— Но это — сущий вздор! — в отчаянии прокричала Марисса.

И тотчас же поняла, что все гораздо сложнее, чем ей совсем недавно казалось. Увы, прежде она совсем не задумывалась о подобных вещах. И знала о беременности только из обрывков тех разговоров, что ей иногда удавалось услышать. И вот теперь…

— Ах, Эдвард, я не думала… Ведь это у меня впервые. Неужели такое возможно?

Брат поморщился и снова вздохнул — в который уже раз!

— Рисса, я предпочел бы, чтобы ты обратилась ко мне с такими вопросами до того, как все это произошло. Так вот, имей в виду: всякое возможно.

— О нет!.. — простонала Марисса.

— И поэтому, — продолжал брат, — ты обязательно выйдешь замуж. Либо за этого негодяя, либо за кого-то другого. И имей в виду: свадьба поможет развеять всяческие слухи и отвлечет сплетников от разговоров о преждевременных родах. К тому же, моя дорогая… Знаешь, мне кажется, тебе некогда будет скучать, когда ты выйдешь замуж. И следовательно, ты будешь делать меньше глупостей от скуки.

— Но я… — Марисса стиснула зубы и сосчитала до десяти, пытаясь успокоиться. — Но я не хочу покидать этот дом. Мой дом здесь, понятно?!

Эдвард потупился и тихо сказал:

— Да, конечно. Я знаю об этом, дорогая. Поверь, я очень не хочу, чтобы ты уезжала отсюда. Клянусь, мы непременно найдем кого-нибудь, кто будет привозить тебя домой, когда тебе захочется. Кого-нибудь… послушного.

— Да уж, конечно. А кто другой женится на опозоренной женщине?! Кто признает незаконнорожденного?! Только какой-нибудь очень послушный. Или подкаблучник.

— Зачем ты, Марисса?..

Тут пожилая баронесса театрально застонала, и глаза ее приоткрылись; было совершенноочевидно, что обморок ее переходит в следующую фазу. Марисса покосилась на мать, затем снова взглянула на брата. Она вынуждена была признать, что его аргументы очень весомы. Ведь если Питер Уайт расскажет о случившемся… И если она… действительно забеременеет… тогда выбора, конечно, не будет. Но если все-таки не расскажет? И если она все же не забеременела?..

Стараясь не смотреть на брата, Марисса спросила:

— Эдвард, ведь потребуется время, чтобы найти согласного и приемлемого кандидата, верно? Достойные мужчины… Они ведь не стоят в очереди у нашего дома, правда? И вообще, кому нужна опозоренная женщина?