Книга Роса в аду - Дмитрий Леонтьев

— Дожили, — послышался из-за стекла приглушенный голос, — В магазин сами ходим… Готовим сами… Нет, чтоб по-старинке — раз! — и готово.

— Иногда полезно влезать в их шкуру, чтобы понять тонкости времени, — сказал я. — Издержки производства…

— Передвинул бы зеркало к кровати, а?

Я быстро снял с вешалки плащ и накинул его на зеркало. С "той" стороны послышались грохот падающей мебели и замысловатые ругательства. Сдернув плащ, я посмотрел на отражение, одной рукой держащее зажженную спичку, а второй потирающее ушибленное колено, и строго проговорил:

— И пол не забудь подмести.

Перекинул плащ через руку и вышел из квартиры.

Под "козырьком" подъезда я на секунду остановился, рассматривая затянутое тучами небо, и шагнул в раскинувшуюся возле подъезда лужу. По мере того, как холодные капли дождя все глубже проникали мне за шиворот, я ускорял шаг. Когда до магазина оставалось метров сто, я не выдержан и побежал. Распахнув двери магазина, подхватил корзинку для продуктов и, на ходу отряхивая капли дождя, быстрым шагом направился вдоль заваленных разноцветными коробочками и баночками стеллажей.

Едва завернув за угол, я натолкнулся на всклокоченного, причудливо одетого парня лет двадцати, трясущимися руками запихивающего в карманы просторных штанов банки консервов. Увидев меня, он вздрогнул и попятился, тем не менее не оставляя безнадежных попыток разместить в одном кармане три банки сразу. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, кто передо мной: трясущиеся руки, неестественная худоба, синевато-желтое лицо и затуманенные глаза говорили сами за себя. А исходящий от него едкий запах ацетона подсказывал "ранг" этого служителя "культа Морфия".

— И сколько сейчас нужно украсть, чтобы получить долгожданный шприц? — доброжелательно полюбопытствовал я.

Невидящие глаза смотрели сквозь меня, не понимая вопроса, или же вовсе не слыша его.

— Я просто хочу узнать, какова сегодня минимальная ставка души, — пояснил я. — Сколько надо заплатить, чтобы всё потерять?

— Пошёл ты! — хрипло сказал он и подхватил с полки ещё одну банку.

— Дёшево, — констатировал я. — Даже обидно. Стараешься, стараешься, строишь планы и разрабатываешь комбинации, а требуется гнусный и скучный примитив… М-да…

Я вздохнул и посмотрел на стоявшую в отдалении сгорбленную старушку. Близоруко склонившись над ценниками, она рассматривала написанные на них цифры. Выбрав самую дешёвую баночку, положила её в сумочку и пошла дальше, шаркая по кафельному полу разбитыми ботинками. На том месте, где она только что стояла, остался лежать завёрнутый в пакет из-под молока тощий кошелёк.

— Иди, что же ты, — сказал я наркоману. — Там вся её пенсия. Только сегодня получила… Тебе хватит на один раз…

Он недоверчиво покосился на меня, поставил банку на место, оглядываясь по сторонам подошёл к свёртку и поднял его. Ощупав, положил в карман и, не теряя больше времени, бросился из магазина.

Я посмотрел ему вслед, перехватил корзину поудобнее и направился дальше, разглядывая выставленные на полках товары. Наполнив корзину, подошёл к кассе и пристроился в хвост длинной очереди.

Возле соседней кассы бессильными слезами плакала потерявшая деньги старушка. Массивная, словно вылитая из бронзы контролёрша вынимала из её корзины на прилавок скудное содержимое.

— Светлана Юрьевна, — окликнула её светловолосая девчонка, сидевшая за соседней от меня кассой. — Пропустите её, я заплачу за бабушку. Сколько у неё?

— На восемь девятьсот, — баском отозвалась контролёрша. — Делать тебе нечего, Катя. Их сейчас как тараканов развелось, а у тебя ребёнок маленький. Всех ведь не пережалеешь.

Я невольно улыбнулся — это была моя любимая фраза.

— Дай Бог тебе здоровья, милая, — бормотала старушка, принимая из рук девушки чек. — Дай Бог… Всё потеряла… Как дальше жить? Никого ведь у меня… Как же я потеряла-то всё?.. Ох, беда…

Миновав кассу, она остановилась возле витрины и, поставив потёртую сумку на пол, принялась суетливо шарить по карманам.

Сидевшая за "моей" кассой девица с крашенными в ярко-рыжий цвет волосами бодро считала стоявшему передо мной мужчине стоимость товаров:

— Два сто, плюс два сто будет четыре семьсот, пять пятьсот, плюс пять триста будет одиннадцать двести… Итого, с вас двадцать две четыреста… Следующий.

Я протянул ей корзину.

— Четыре семьсот и девять триста будет пятнадцать двести, плюс семь сто будет двадцать две шестьсот и плюс… Итого, с вас сорок одна четыреста.

Я посмотрел ей в глаза и протянул пять тысяч. Она бодро отсчитала мне сдачу десятью пятидесятитысячными купюрами и гаркнула:

— Следующий!

— Дайте мне еще вот тот лотерейный билет, — попросил я.

— Тысяча, — сказала она, приняла у меня тысячу, протянула лотерейный билет и еще пять стотысячных купюр. Оттолкнув мою корзинку в сторону, бросилась на следующую жертву:

— Две пятьсот, плюс две пятьсот… Я подошел к соседней кассе и протянул светловолосой девушке билет:

— С днем рождения, Катя.

Она удивленно посмотрела на меня:

— У меня день рождения был месяц назад.

— Но тогда-то я поздравить не успел, — резонно заметил я. — Бери, курносая, за этим номером тебя ждет та самая стиральная машина, о которой ты так долго мечтала.

— Разыгрываете? — улыбнулась она. — Откуда вы знаете про стиральную машину? Вы знакомый кого-то из работников универсама?

— Я — бабушка директора, — сказал я, опуская лотерейный билет ей в карман халата.

— Нет-нет, я не возьму. От незнакомого человека…

— Меня Васей зовут. Теперь мы знакомы, и дальнейших препятствий к принятию подарка я не вижу. И не спорь со мной, курносая, это бесполезно.

На улице я догнал старуху и протянул ей завернутый в пакет из-под молока кошелек.

— Это ваше, Софья Павловна. Обронили вы…

— Ох, батюшки… Радость-то какая! Ох, сынок, ох, спасибо! Дай Бог тебе здоровья!

— Ну, этого-то Он дал в избытке, еще на пару-тройку тысячелетий хватит, а благодарить не за что. Если б в этом не было моего участия… Просто, лично я предпочитаю совершать далеко не все грехи…

— Побегу, должок девоньке верну, — прослушав мою речь, суетилась старушка. — Отдать нужно должок-то… Грех это…

— И впрямь, — подтвердил я. — Об этом я и не подумал…

Старушка ушла, а я посмотрел па свое отражение в витрине магазина. Отражение заинтересованно уставилось в газету, которую держал в руках парень, сидящий на поребрике. Вытянув шею, оно заглядывало ему через плечо и восхищенно качало головой.

— Что интересного пишут? — спросил я.

— Церковь заплатила актеру, сыгравшему в фильме роль Христа, сто миллионов долларов, чтобы тот больше не снимался ни в одном фильме, — прочитало мне вслух отражение.