Книга КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Поначалу служба не показалась ему особенно интересной.

— Меня оформили сначала в секретариат управления, потом в контрразведывательное подразделение, и я там проработал около пяти месяцев, — рассказывал Путин журналистам. — Подшивал дела какие-то. А через полгода отправили на учебу, на шесть месяцев, на курсы переподготовки оперативного состава. Это была ничем не примечательная школа у нас, в Ленинграде. Считалось, что база у меня есть, а нужна чисто оперативная подготовка. Я там поучился, вернулся в Питер и еще около полугода отработал в контрразведывательном подразделении.

Когда его расспрашивали, чем же он там занимался, он вспомнил только о том, как в управлении занимались диссидентами. Да еще на Пасху, во время крестного хода, будущий президент Путин следил за порядком.

На университетского выпускника Путина обратили внимание кадровики Первого главного управления КГБ (внешняя разведка). Известный разведчик полковник Михаил Любимов говорит, что Ленинград всегда был на особом положении, выпускники Ленинградского университета ценились в КГБ:

— Ленинград — это марка. Скажем, для скандинавского отдела разведки Ленинград всегда представлял особый интерес из-за близости Финляндии. Когда я был резидентом в Дании, у меня и то было двое ленинградцев с хорошей подготовкой, очень способные ребята. Так что мы использовали Ленинград значительно больше любого иного провинциального города. Скажем, больше, чем Киев.

Владимир Путин с радостью ухватился за предложение перейти в разведку. Для начала ему предстояло год учиться.

Будущие разведчики проходили строгую медицинскую комиссию. Если, скажем, гланды превышали предельно допустимую для чекистов норму, приказывали удалить. После приемной комиссии — короткие военные сборы, во время которых надо было, среди прочего, прыгнуть с парашютом. А осенью уже начиналась настоящая учеба.

Учебные заведения КГБ находились в разных городах. Контрразведчиков учили в Минске (эту школу окончил товарищ и наследник Путина на посту директора Федеральной службы безопасности Николай Патрушев), разведывательная школа находилась на окраине Москвы.

Иногородние жили в общежитии — комната на двоих. Москвичей в субботу после обеда отпускали по домам. В понедельник рано утром возле определенной станции метро их ждал неприметный автобус, который вез слушателей в лесную школу.

Один из разведчиков, вспоминая годы учебы, говорил мне:

— Самое сильное впечатление на меня произвела возможность читать служебные вестники ТАСС. Право читать на русском языке то, что другим не положено, сразу создавало впечатление принадлежности к особой касте. Специальные дисциплины были безумно интересными. Изучали методы контрразведки, потому что ты должен был знать, как против тебя будут работать там. Умение вести себя, навыки получения информации. Нас учили исходить из того, что любой человек, с которым ты общаешься, — даже если он не оформлен как агент, является источником важных сведений. А если от него невозможно ничего узнать, то и не стоит терять на него время…

В ПГУ НА БЕЛОМ КОНЕ

У меня был близкий друг, который учился в этой школе — на несколько лет позже Путина. Когда его взяли в КГБ, мы по-прежнему продолжали видеться — по выходным, но разговоры наши становились все скучнее.

Он мало что рассказывал о своей новой жизни, а я расспрашивать не решался — понимал, что он обязан все держать в секрете. Не очень-то ладился и разговор на более общие темы — насчет того, что происходит в стране. Брежнев еще был жив, и что тогда говорилось на московских кухнях, известно. Но мог ли я обсуждать все это с моим другом?

Разумеется, я не боялся, что он донесет на меня. Я убедился в его порядочности. Я думал о том, как бы своими разговорами не поставить его в двойственное положение.

Когда его приняли в разведшколу, он решил жениться. Начальник курса пришел к нему домой познакомиться с будущей женой чекиста. Седовласый полковник снял пальто и, потирая руки, с порога строго спросил:

— Так, где у вас книги?

Книг оказалось не так много, но, когда полковник угостился пирогами, которые все утро пекла невеста, он расчувствовался и благословил брак.

Однажды мой приятель пришел ко мне с женой и товарищем, с которым вместе учился: аккуратный, неприметный молодой человек с очень внимательным взглядом. Они уже были веселые, а у меня хорошо добавили.

В какой-то момент жена моего друга отвела меня в сторону и пожаловалась:

— Ты обратил внимание, что мой пьет, а этот только пригубливает? Завтра доложит куратору курса, что мой злоупотребляет алкоголем.

— Зачем? — искренне удивился я.

— Распределение близится. Завидных мест мало, а желающих много.

Все курсанты мечтали о зачислении в ПГУ, Первое главное управление КГБ — внешнюю разведку. Но известно было, что всех не возьмут.

— В ПГУ нужно въезжать на белом коне, — говорил слушателям начальник курса и требовал только отличных оценок от тех, кто хочет служить в разведке.

Главный упор — помимо специальных дисциплин — делался на изучение иностранного языка. Успехи в его изучении сильно влияли на распределение. Оперативные отделы, которые занимались Северной Америкой, Западной Европой, Японией, могли выбирать и приглашали к себе тех, кто, как минимум, хорошо освоил язык.

В разведшколе учились год или два. Двухгодичники, получавшие полноценное языковое и страноведческое образование, с некоторой долей высокомерия относились к одногодичникам.

Выпускникам присваивали следующее звание, и новоиспеченные старшие лейтенанты приступали к службе на новом поприще. Те, кому повезло, оставались в Москве — в Первом главном управлении КГБ. Путин, проучившийся год, был возвращен в ленинградское управление и зачислен в 1-й (разведывательный) отдел.

Четыре с половиной года он проработал в родном городе.

Чем занимался разведотдел ленинградского управления?

Об этом пишет в своей книге отставной генерал госбезопасности Олег Калугин, бывший начальник Путина. В 1980 году Калугина отправили в Ленинград первым заместителем начальника управления. Ленинградские коллеги показались профессиональному разведчику безнадежными провинциалами.

«Я был потрясен убожеством, — пишет Калугин, — отсутствием реальных дел и перспектив их заведения. Ни одного сигнала по шпионажу или антигосударственной деятельности. Сплетни, пересуды, жалкие потуги выдать болтунов за политических противников, доносы на сослуживцев — вот к чему сводились заботы моих подопечных… Оторванные от оперативных реалий, не имея представления о методах и тактике работы западных спецслужб, они варились в собственном соку, издерганные бесконечными понуканиями разоблачить шпионов и антисоветчиков…

Меня особенно умилял повторявшийся каждый год клич искать агентов-нелегалов, заброшенных с Запада и осевших в сельской местности для того, чтобы в день X, под которым подразумевался канун ядерной войны с Америкой, выступить в качестве некоей подрывной силы в тылу советских войск… Ни одного шпиона за двадцать лет управление не поймало, хотя израсходовало десятки миллионов рублей на поиски этих неуловимых фантомов…»