Книга Generation Икс - Дуглас Коупленд

По сей день мы с Клэр ждем, что Айрин отведет нас в сторонку и шепотом поведает нам о партии косметических средств, которые она распространяет и штабелями складирует в гараже, – ненужная, пугающая мысль, от которой невозможно отделаться. «Душенька, мои локти напоминали сосновую кору, пока я не стала пользоваться этим кремом!»

Они милые. Они принадлежат поколению, считающему, что в «стейк-хаузах» свет должен быть приглушенным, а воздух прохладным (черт побери, они и в самом деле всерьез относятся к «стейк-хаузам»). На носу мистера М. бледная паутина вен, вроде той, от которой домохозяйки Лас-Палмаса за большие деньги избавляются с помощью склеротерапии с внутренней стороны ног. Айрин курит. Оба носят купленные на распродажах спортивные костюмы – они слишком поздно обнаружили, что у них есть тело. В них воспитали пренебрежение к телу, и это немного печально. И все же лучше поздно, чем никогда. Они прямо как успокаивающие таблетки.

На наш взгляд, Айрин с Филом так и остались в пятидесятых. Они все еще верят в будущее с поздравительных открыток. Это их гигантскую коньячную рюмку, наполненную спичечными коробками, я вспоминаю, когда прикалываюсь и острю по поводу огромной-коньячной-рюмки-наполненной-спичечными-коробками.

ПЛЕБЕЙСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ:

практика проведения досуга, характерная для «низшего» социального слоя. «Карен! Дональд! Давайте пойдем вечером поиграем в боулинг! И не думайте вы об обуви… ее скорее всего дают напрокат.»

Рюмка покоится в гостиной на столе – генеалогической парковочной стоянке для вставленных в рамочки фотографий потомков Макартура, в основном – внуков, с непропорциональными прическами а-ля Фаррах, щурящих глаза с новыми контактными линзами; почему-то кажется, что всем им уготована нелепая смерть. Клэр как-то заглянула в письмо, лежавшее на столе, и прочла там, что спасатели два с половиной часа извлекали потомка Макартура, зажатого какими-то железяками в перевернувшемся тракторе.

Мы терпимо относимся к незлобливым расистским каламбурам и нарушающим экологию слабостям («Я никогда не смогу ездить на машине меньше моего «катласса-сюприма»). Айрин и Фила, поскольку их существование играет роль транквилизатора в этом вообще-то-не-очень-то-управляемом мире. «Иногда, – говорит Дег, – я с большим трудом вспоминаю, жива или нет та или иная знаменитость. Но потом я понимаю, что это абсолютно не важно. Не хотелось бы выглядеть мерзавцем, но примерно то же самое я испытываю в отношении Айрин и Фила – разумеется, не желая им ничего плохого.

В общем…

* * *

На потеху нам с Дегом мистер М. начинает рассказывать анекдот:

– Сейчас вы умрете от смеха. Сидят на пляже во Флориде три старых еврея (вот он… – расистский подтекст). Сидят, разговаривают, один спрашивает другого: «Так где ты взял бабки, чтобы на старости лет осесть здесь, во Флориде?», а тот отвечает: «Был у меня пожар на фабрике. Страшное дело. К счастью, она была застрахована». Ладно. Потом он спрашивает другого, откуда тот взял деньги, чтобы переехать в Майами-Бич, и он отвечает: «Будешь смеяться, но, как и у моего друга, у меня тоже случился пожар на фабрике. Слава богу, она была застрахована».

В этот момент Дег начинает гоготать, ритм повествования мистера М. нарушен; его левая рука, вытирающая изнутри пивной бокал старым кухонным полотенцем, застывает.

– Эй, Дег! – произносит мистер М.

– Да?

– Почему ты всегда смеешься над моими анекдотами прежде, чем я успеваю досказать их?

– Что?

ПЛЕБЕЙСКИЕ БЕСЕДЫ:

беседы, вызвающие удовольствие за счет подчеркнутой неинтеллектуальности. Одна из самых приятных сторон «плебейских развлечений».

– Что слышал. Ты вечно начинаешь хмыкать в середине моих анекдотов, словно, вместо того, чтобы смеяться со мной, смеешься надо мной. – И он вновь принимается вытирать бокал.

– Ну, мистер М. Я не смеюсь над вами. Просто у вас смешные жесты и выражение лица. Вы классно это делаете. Вы – король смеха.

Мистер Макартур проглатывает наживку.

– Ладно, только не обращайся со мной как с говорящим тюленем, хорошо? Уважай мою манеру. Я – человек, и к тому же плачу тебе зарплату. (Последнее звучит так, словно Дег – пленник этого увлекательного, но бесперспективного макрабства.)

– Итак, на чем мы остановились? Ах, да. Словом, эти двое поворачиваются к тому, кто задавал вопросы, и говорят: «Ну, а ты? Откуда ты взял деньги, чтобы обосноваться во Флориде?». А он отвечает: «Как и у вас, случилась у меня катастрофа. Произошло наводнение, и всю мою фабрику смыло. Разумеется, была страховка».

Оба старика сидят, ошарашенные, потом один из них спрашивает третьего: «Слушай, только один вопрос. Как тебе удалось устроить наводнение?».

Стоны. Мистер М., похоже, доволен. Он проходит вдоль всей стойки, поверхность которой, подобно узкой подковообразной полоске пола вокруг унитаза, похожа на лунный ландшафт в язвах проказы от затушенных пьяницами сигарет. Пересекает фиолетово-оранжевое ковровое покрытие из орлона с узором «Фиеста», благоухающее корицей от дезодоранта «Для бара», и запирает входную дверь. Дег посылает мне взгляд. Что он означает? Надо мне и вправду в будущем быть поосторожней со смешками. Но я-то вижу, что Дег, как и я, разрывается между примитивной привязанностью к нелепым осколкам анекдотов эры Макартура и безотрадностью жизни в грядущей цивилизации, заполненной угрюмыми, лишенными ауры и чувства юмора яппи, где не найдется места даже шуточкам Боба Хоупа.

– Надо радоваться им, пока они живы, Энди, – говорит он. – Ладно. Давай, пошли. Может, у Клэр настроение улучшилось.

ПЛЕБЕЙСКАЯ РАБОТА:

занятие должности, не соответствующей ни образованию ни профессиональному уровню человека. Способ избежать ответственности и/или возможной неудачи в том, к чему он имеет призвание.

* * *

«Сааб» не заводится. Он чередует туберкулезное отхаркивание с чихом недоумевающего кролика, производя впечатление ребенка, в которого вселился дьявол, и выкашливающего маленькие кусочки гамбургера. Постоялец мотеля, расположенного рядом с парковочной стоянкой «У Ларри», орет нам из заднего окошка: «Уебывайте отсюда», но его злоба не сумеет испортить эту чудесную ночь; мы возвращаемся домой пешком. Спокойный прохладный воздух обтекает мое лицо, словно сухой гладкий ил; непомерно высокие горы сейчас окрашены в янтарные цвета, как подводные снимки корабля «Андреа Дориа». Воздух так чист, что перспектива искажена; горы готовы врезаться мне в лицо.

Крошечные огоньки мелькают на сторожевых пальмах 111-го хайвея. Их кроны шелестят, пропуская свежий воздух для несметного числа дремлющих на них птичек, крыс и усиков бугенвиллей.

Мы заглядываем в витрины, с флюоресцентными купальными костюмами, электронными записными книжками, жуткими абстракными картинами, на которых, похоже, изображены усыпанные блестками жертвы дорожно-транспортного происшествия. Я вижу шляпы, драгоценности, туфли – привлекательные вещицы, требующие, чтобы на них обратили внимание, как ребенок, не желающий ложиться спать. Хочется распороть себе живот, вырвать глаза и запихнуть все эти красоты в себя. Увы это Земля.