Книга Софья Палеолог - Татьяна Матасова

«Короны на Софии и Андрее Палеологах, на Иоанне Васильевиче и на Леонардо Токко тождественны, с тем лишь отличием, что корона великого князя украшена по концам жемчужинами. Мантия Софии — синего цвета, а у великого князя — синяя с золотом; папа и кардиналы носят пурпуровые одежды; скамьи обиты голубой материей. Андрей Палеолог и Леонардо Токко одеты в светлое платье восточного покроя. На шее у них золотые цепи с медалями. Оба старца — на одно лицо и оба склонены в сторону папы в одинаковой иератической позе, изображающей благоговение и благодарность. Скипетры великого князя, Андрея Палеолога и Токко одинаковы. Склад лица и характер прически и бороды Иоанна III на рассматриваемой фреске сходны с теми же чертами изображения византийского императора Иоанна Палеолога на фреске Бенноццо Гоццоли во Флоренции (фреска „Поклонение волхвов“ из палаццо Медичи-Риккарди. — Т. М.)… Покрой же платья Андрея Палеолога и Леонардо Токко (длинная мантия с короткими рукавами) сходен с покроем одежды императора на той же флорентийской фреске, но мантия эта менее богата и без вышивок. Можно думать, что художник, которому пришлось в начале XVII в. изобразить рассматриваемую историческую сцену, заимствовал тип Иоанна Васильевича у Бенноццо Гоццоли, причем, в представлении римлян того времени, образ московского великого князя сливался… с образом императора Византии. Латинская надпись, помещенная под фреской, означает в переводе следующее: „Андрея Палеолога, владетеля Пелопоннеса, и Леонардо Токко, владетеля Эпира, изгнанных тираном турок, он (Сикст IV) одарил царским содержанием; Софии, дочери Фомы Палеолога, обрученной с князем русских, сверх иных даров, помог шестью тысячами золотых“».

К этому описанию остается добавить лишь то, что римляне и вообще итальянцы — и той поры, и более позднего и даже Новейшего времени — будут склонны видеть в Иване III наследника византийских императоров, их союзника и защитника от турок. В действительности же московские правители во второй половине XV — первой трети XVI века не собирались воевать с турками и, более того, не воспринимали себя однозначно преемниками византийских василевсов. Однако устойчивость исторического стереотипа необычайно сильна. Сохранилось примечательное свидетельство на этот счет. Максим Грек, ученый афонский монах, в прошлом гуманист, в одном из своих посланий Василию III, старшему сыну Ивана III и Софьи Палеолог, обращается к нему «Василие Иоаннович Палеологе», указывая таким образом на его прямую связь с византийским императорским домом. Мечты и надежды Виссариона, выраженные и в его пламенных речах, и в его деятельности, равно как и острое переживание трагедии 1453 года, не могли не оказывать влияния на настроения греческих эмигрантов Рима и вообще Италии второй половины XV века. Их вера в помощь Москвы в деле освобождения их родины была велика. И Софья Палеолог со временем стала для них настоящим символом возрождения Византии.

Предсвадебное путешествие

После прощальной аудиенции в садах Ватикана у римского понтифика 24 июня 1472 года Софья и сопровождавшие ее греки (которых было не менее пятидесяти человек) отправились в дальний путь. Поездка Софьи в Москву стала событием чуть ли не общеевропейского масштаба. Итальянские и немецкие хроники оставили небольшие по объему, но красочные описания торжественных въездов византийской принцессы в различные города. В ходе своего «предсвадебного путешествия» Софья проехала через Витербо, Сиену, Флоренцию, Болонью, Виченцу, Нюрнберг, Любек и Таллин.

Проезд Софьи через Сиену стал большим событием для местного общества. Коммуна Сиены благоволила бежавшим из Византии грекам. По некоторым сведениям, Фома Палеолог передал Сиене ценную реликвию — руку святого Иоанна Предтечи — покровителя императорского дома Палеологов. Известно письмо кардинала Виссариона, отправленное властям Сиены из Болоньи, в котором он просил принять с честью его воспитанницу. Появление в городе невесты Ивана III вызвало настоящий фурор. Горожане «решили большинством 184 голосов против 42 ассигновать сумму в 50 флоринов на покрытие расходов по ее приему и оказанию гостеприимства. Принцесса была помещена в доме, соседнем с великолепным кафедральным собором. Перед ней расточались самые высокие почести».

К сожалению, какие бы то ни было описания присутствия Софьи во Флоренции пока не найдены. И это при том, что Медичи, как с иронией отметил П. Пирлинг, наверняка интересовались девушкой, на приданое которой пошли их деньги.

Софья со всей торжественностью въезжала в Болонью. Местный синьор Вирджилио Мальвецци, в доме которого прошел пышный прием в ее честь, отмечал сказочную дороговизну и экзотичность наряда принцессы. На ней было пурпурное платье, поверх которого была надета мантия из парчи, подбитая горностаем. Не исключено, что мех горностая для этого одеяния был привезен посланниками Ивана III. На голове Софьи красовался тюрбан, закрывающий волосы и расшитый золотом и жемчугом. Однако более всего привлекла взгляды прекрасная гемма с драгоценным камнем, которую принцесса держала в левой руке. Софья проехала по главным улицам этого уютного города, известного самым старым в Европе университетом и запоминающегося галереями-аркадами, которые сами болонцы называют «портиками».

Один из этих «портиков» — самый длинный (около четырех с половиной километров) — представляет собой удивительное явление. Он ведет прямо от крепостных ворот (современного исторического центра), минуя окраины, по живописным холмам за пределы Болоньи, к большому храмовому комплексу, возведенному в XVIII столетии над чудотворной византийской иконой Богородицы. Средневековое предание гласит, что этот образ был одним из тех, что написал евангелист Лука. Святыня была передана в XII веке благочестивому паломнику Феоклу в константинопольском храме Святой Софии, чтобы тот принес ее на некий «Охранный холм» (colle della Guardia). В поисках загадочного холма Феокл дошел до Рима, где ему сообщили, что холм с таким названием есть в окрестностях Болоньи. В 1160 году богомолец принес икону в этот город. Первое чудо «Мадонны святого Луки» произошло летом 1433 года, когда шедшие непрерывно дожди предвещали жителям города и окрестных селений неизбежный голод. Один из членов болонского Совета старейшин предложил пройти крестным ходом с этим образом вокруг города, что и было сделано. К концу крестного хода над городом и окрестностями уже светило солнце. Современные исследователи относят икону к IX–XI векам, однако в XV столетии болонцы были убеждены в ее древности и прямой связи со временем земной жизни Богородицы. Вполне вероятно, что Софья также поклонилась греческой святыне, хранившейся тогда в одном из храмов внутри городских стен.

Внимание сиенцев и болонцев к кортежу Софьи объяснимо. Торжественные появления государей и государынь на улицах европейских городов «были важной составной частью духовной жизни народа». В больших городах, в которых останавливалась Софья, служились молебны с прошениями у Господа благополучной дороги для невесты русского князя. Можно представить себе пышную мессу во флорентийском соборе Санта-Мария дель Фьоре, а также богослужения в огромных кафедральных соборах других городов, на которых присутствовала Софья со своей свитой. В Болонье она молилась на торжественной мессе в храме Святого Доминика, где до сих пор покоятся мощи отца-основателя одного из самых известных европейских монашеских орденов. По сведениям болонского хрониста Джованни Франческо Негри, Софья хотела приложиться к этим мощам.