Книга Наблюдая - Блейк Пирс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, – честно ответила Райли.
Циммерман сказал:
– Что ж, может быть, вам стоит об этом задуматься. Что же касается эмпатии, то существует множество её видов, и не все из них приятные. По моему мнению, это какой-то миф, что садисты и убийцы лишены эмпатии. Чтобы насладиться чьими-то страданиями, ими нужно глубоко проникнуться. В отличие от устоявшегося мнения, я полагаю, что многие убийцы полностью осознают, что их жертвы – люди. И это делает их особенно… – он пытался подыскать подходящее слово, и наконец закончил: – дьявольскими.
Райли вздрогнула от этого слова.
Профессор добавил:
– Как я уже говорил, надеюсь, что эта беседа останется между нами. Понимаете, теперь я почти полностью согласен с вами в том, что убийца скорей всего до сих пор среди нас и собирается совершить ещё одно преступление. Но пока что наше мнение опирается лишь на внутреннее чувство, у нас нет никакого доказательства или аргументации, способных поддержать эту теорию. Нельзя вызывать панику, распространяя среди всех подозрительность.
– Но что мы можем сделать? – спросила Райли.
– Давайте пока просто поддерживать связь, – решил Циммерман. – Если у вас появятся новые идеи, пожалуйста, поделитесь ими со мной, а я буду делать то же по отношению к вам. Я регулярно общаюсь с полицией. Я могу передавать им любые мысли и идеи, которые могут у нас появиться.
Вставая со стула, Райли почувствовала новую, менее серьёзную тревогу.
Она вспомнила, каким сентиментальным доктор Циммерман бывал на своих уроках и как он сказал студентам на уроке профессора Хеймана обнять Райли и Труди.
– Вы же не собираетесь обнимать меня, правда? – с опаской спросила Райли.
Он улыбнулся ей озорной улыбкой.
– Не волнуйтесь, – ответил он. – У меня только студенты обнимаются между собой.
Со смешком он добавил:
– В этом смысле я немного садист.
Райли тоже рассмеялась. Доктор Циммерман нравился ей всё больше и больше с каждой минутой.
Он протянул руку и сказал:
– Оставьте книгу здесь. Я позабочусь о том, чтобы профессор Хейман получил её назад.
Райли передала ему книгу и вышла из кабинета.
Идя по коридору, она поняла, что испытывает смешанные чувства.
Она вспомнила, что Кира сказала ей про Рею: «Она думала, что ты будешь делать в будущем замечательные вещи».
Раскрытие убийств – конечно, замечательная вещь, но от этой мысли ей стало не по себе. Не такой жизни она хотела для себя.
Тем не менее, может быть, она может раскрыть хотя бы одно убийство – убийство своей подруги Реи.
Райли была рада, что ей удалось поговорить с доктором Циммерманом.
Хорошо, что у неё появился такой ценный союзник.
Труди была очень горда собой, возвращаясь в общежитие из библиотеки. Было уже почти девять часов вечера; после той жуткой ночи, превратившей её последний семестр в колледже в бесконечную череду кошмаров, прошло всего шесть недель. Много мучительных дней ей не удавалось совершить это путешествие в одиночку. Даже сейчас, хотя вокруг было полно студентов, ей всё ещё было страшно находиться на улице в тёмное время суток.
С того момента как её психолог впервые предложил ей проделать это, чтобы побороть свои страхи, прошли недели. С тех самых пор она много раз заставляла себя совершить подобную вечернюю прогулку, но по-прежнему каждый раз чувствовала себя ужасно. Уйдёт ли её страх когда-нибудь?
Тут она поняла, что сегодня что-то отличается. Она не чувствовала страха.
«Неужели у меня наконец получилось?» – гадала она.
Она улыбнулась и радостно помахала другим студентам, которые тоже шли по освещённым дорожкам кампуса. Некоторые из них странно посмотрели на неё, но ей было плевать.
«Я вернулась, – подумала она. – Я снова стала прежней».
Но она шла дальше, и вокруг становилось всё меньше людей, пока она наконец не поняла, что вокруг вообще никого нет. Она знала, что они не исчезли волшебным образом, просто так получилось, что здесь и сейчас никого нет вокруг.
«Это вполне естественно», – старалась успокоить себя Труди.
Однако тут стало происходить нечто странное.
Она вдруг застыла на месте, не в силах сделать ни шагу.
«Что со мной?» – недоумевала она.
Но тут стало ещё хуже: её мышцы ослабели, а ноги стали подкашиваться.
Она всерьёз забеспокоилась, что вот-вот рухнет прямо на землю.
Это напомнило ей один из её кошмаров, где приближалась опасность, а она не могла пошевелиться, или закричать.
«Так вот оно что! – поняла она. – Я сплю! Всё, что мне надо, это проснуться, и…»
Но она никак не просыпалась.
Это был не сон.
Она стояла одна в ночном кампусе и дрожала всем телом, как маленький зверёк перед крупным хищником.
Поняв, насколько она беззащитна, она почувствовала настоящий ужас.
Что, если убийца действительно ходит где-то рядом во тьме, а она просто стоит здесь и ждёт, пока он её убьёт?
Я не могу просто стоять здесь. Я не могу упасть.
Труди отчаянно сосредоточилась на своей левой ноге. Наконец ей удалось заставить её сделать шаг. Тогда она заставила переступить правую ногу. Она сделала ещё один шаг, потом ещё и ещё…
И наконец побежала.
Остаток пути до общежития она проделала бегом, направившись прямиком в свою комнату и захлопнув за собой дверь.
Задыхаясь, она рухнула на кровать.
«Что случилось? – гадала она. – Что со мной?»
Тут она вспомнила, что как-то раз сказал профессор Хейман на паре по психологии. Его интересовало то, как человек реагирует на стрессовые ситуации – когда несчастье случается не с ним, а с другими людьми. Он рассказывал о том, каким образом сильная тревога может превратиться в физические симптомы, как то потеря памяти, необычные жесты, приступы и припадки, а также…
«Слабость и паралич!» – вспомнила она.
Профессор Хейман назвал это всё «конверсионными расстройствами».
Сомнений нет: именно конверсионное расстройство ей только что пришлось пережить.
Она вовсе не поборола свои страхи. Они просто приняли новую, более тяжёлую форму.
Труди овладело жуткое ощущение безнадёжности и бесполезности, которое вскоре уступило место растущему чувству стыда. Никто из её подруг не пострадал так сильно, как она. Да, они испытывали страх и скорбь, но им как-то удавалось с ними справляться.
Для большинства жителей кампуса жизнь продолжалась почти так же, как прежде, для всех, за исключением, кажется, только Труди.